Когда это началось? Какое его слово, проникшее в сознание, проросло как проклятое семя в её теле? Какое из прикосновений оказалось отравленным, что теперь на каждом сантиметре её кожи сохранились его отпечатки? Бёль понимает, что всё это неправильно и аморально, низко и грязно, почти незаконно. Нет никого, кроме Минхо, кому бы она могла рассказать, что чувствует, но вот незадача: Минхо и есть их первопричина. Источник, из которого Бёль пьёт прокажённую воду и всё никак не может напиться. Пьёт жадно и ревниво, будто бы не хочет, чтобы хоть капля досталась кому-то другому. Но знает, что это неизбежно.
Ей страшно подумать, какую власть брат имеет над ней, насколько её разум и тело ему подчиняются, стоит ему оказаться поблизости, стоит только Бёль уловить этот его запах, который не скрыть никаким дорогим парфюмом? Минхо только дразнит её ощущением свободы и независимости, когда не оказывается в поле её зрения. Ей кажется, что ей можно всё и нет человека, способного что-либо ей запретить. Только это всё блядский мираж, моя милая девочка. Когда твой брат снова окажется рядом с тобой достаточно близко, чтобы ты могла на клеточном уровне чувствовать его присутствие, вот тогда твоя сладкая иллюзия даст ломанную трещину и превратиться в песок прямо в твоих руках.
Никто не замечает двойного дна этих братско-сестренских отношений. Окружающие слепы к этим чувствам: смотрят в упор и не видят, какой кипяток растекается у Бёль по грудной клетке, омывая внутренние органы. Их прикосновения друг к другу всегда с иным, тайным подтекстом, нечитабельным для посторонних. Но они и не всматриваются в эти строки - слишком близорукие, чтобы разглядеть истину. Её руки, забирающиеся ему под футболку, где она пальцами по коже проводит как слепая по шрифту Брайля, считывая его желания и прихоти. Его поцелуи, как выстрелы в упор и насмерть: в висок, губы, шею, ключицы, рёбра и всё ниже, ниже, ниже...
Так, когда это началось?
Бёль чувствует кожей, как надвигается что-то опасное и мелкая дрожь как разряд электричества заставляет её вздрагивать на каждом выдохе. Что-то сжимает её лёгкие, когда ладонь брата оказывается на её шее: хищник поймал свою добычу и бежать больше некуда, да и не хочется. Слова в потоке горячего дыхания обжигают ухо, ладонь брата сжимается на горле, и ком, который к нему подступил уже не проглотить.
Я надеюсь, ты же, блять, с ними не спишь? - скорее угроза, чем простой уточняющий вопрос. Что будет, если Бёль соврёт брату и скажет, что позволяла кому-то кроме него к себе прикасаться, целовать её, входить в неё? На языке вертится коварная бесстыжая ложь, будто сам дьявол нашёптывает Мун “скажискажискажи, просто любопытно, как он тебя убьёт”. Бёль знает, как. И, если честно, хочет.
Ей жаль, что старший брат не видит её глаз. Тогда бы он увидел, как меняется настроение её взгляда, будто стрелка на спидометре, если резко вдавить педаль газа в пол: от хтонического ужаса перед яростью Минхо до откровенной, игривой похоти и азарта. Брат выпускает её шею из рук - дышать становится легче, но кажется, что незачем. Тепло от его руки исчезает обидно быстро, смазанные образы реальности становятся без него ярче и чётче, но в них трудно прийти в себя и вернуться в нужное русло. Минхо оставляет Бёль одну в центре комнаты, смотрит на неё так, что ей становится невыносимо холодно.
Давай, я хочу посмотреть... - как плевок в лицо, как пощечина, которую вроде бы заслужил, но всё равно больно и обидно.
Бёль хочется ему отомстить за эти слова. Хочется громко соврать ему, что она действительно спала с теми, для кого танцует. С каждым. Прям здесь. На этом диванчике, на котором он так по-барски расположился. Соврать, что ей даже понравилось.
Но Бёль глотает свою ложь, оставляя невысказанное копиться во взгляде. Если бы он только смог разглядеть всё вот это под её дрожащими ресницами. Но слишком темно. Ему бы научиться уже понимать всё на уровне колебаний воздуха.
…Возможно, главное в приватном танце для родного брата, с которым вас связывает вдобавок инцест - это прикасаться к самой себе так, как хотелось бы, чтобы прикасался он. Снять с себя остатки одежды так, как мог бы сидящий напротив, но чуть медленнее. Проводить пальцами по губам, слегка сминая их, мол, смотри, здесь могли бы быть твои, но... Осознание, что Минхо знает её тело едва ли не лучше неё самой Бёль никак не отрезвляет. Потому что он всё равно её хочет. Когда она опускается на четвереньки, медленно и по-кошачьи приближается к его коленям, кладёт руки ему на бёдра и проводит ими вверх, останавливаясь только в области паха, вот тогда она через его дыхание читает его мысли. Она тоже хочет поцеловать его, зная, что его вкус на языке горьковато-сладкий, похожий на полынь, но насыщеннее и крепче.