Ты похожа на супермодель, типа Кейт Мосс. Такая ты красивая. Ты красивая, как две супермодели. Или ебаная армия супермоделей. Пехотный их полк. Ее фотки раньше постоянно печатали в "Сан", и он тупил в ее лицо, стоя в очереди у индуса на углу (стойка с прессой стояла на кассе). Кейт Мосс стала ассоциироваться у него с этим блаженным моментом, когда он находил наконец в себе силы выйти за сигаретами. Ламберт энд Батлер и лицо Кейт Мосс. Отличный понедельник. Ламберт энд Батлер и лицо Кейт Мосс. Отличный вторник. Как жизнь, как сам? – отлично, у меня всегда все отлично. Ламберт энд Батлер и лицо Кейт Мосс. Отличная среда. Она ебнутая кокаинистка, она висит вниз головой из окна гостиничного номера. У нее волосы цвета хуй знает чего. Все его девчата были брюнетками, так случилось. Ламберт энд Батлер и лицо Кейт Мосс. Отличный четверг. Волосы цвета серебряного Ламберт энд Батлер. Волосы цвета одной, двух, трех, четырех склянок, которые стоят сегодня в холодильнике вместо молока, "им нужен температурный режим", "если ты настолько тупой, что можешь перепутать бутылки, то, может, тебе и полезно будет напиться растворителя". Он пытается вспомнить, как выглядит лицо Кейт Мосс, и не может, он восстанавливает Кейт Мосс через память рук. Тонкая кожа, натянутая на скулах. Полный горячий рот. Пиздец, ты похожа на супермодель. Ты сама не вырубаешь, как ты похожа на супермодель, ты даже представить себе не можешь. А я могу.
Ламберт энд Батлер – реально хуевые сигареты, но он как-то привык их курить. Нет газеты хуже, чем "Сан". Индус постоянно наебывал его со сдачей. Но он был каким-то счастливым что ли в эти тридцать секунд первых за день затяжек. Как будто это из его окна висит Кейт Мосс и ждет его там, в Шордиче, и полный горячий рот ее призывно раскрыт только для того, чтобы он вставил в него свою недокуренную сижку.
Он ловит ее за запястье наконец и целует тыльную сторону ладони, как дамам целуют руки при встрече.
Отличная пятница.
Суббота вообще заебись.
Что уж говорить о воскресении.
– Типа Кейт Мосс, – и отбирает у нее косой, трется лицом об живот. – Такая ты охуенная. Не вникай.

Кровать глубока, как глубока среднестатистическая английская ванна. Он тяжелый. Он самый тяжелый человек на свете. В полудреме он чувствует ее мягкие касания, так ткани мажут по лицу, когда в магазине заходишь в стойку с одеждой. Шершавый отрез парчи, острым краем по губам. Шелк как теплой водой в лицо. Хлопок – это пододеяльник, когда накрываешься одеялом с головой. Джинса вроде той, что осталась брошенной на полу, в ее складках прячется жемчуг и другие сокровища. Креп. Органза. Шерсть. Кружево ажурное – ребра голые и трогательные. Ее рука его пеленает, кровать проминается, в этой комнате не осталось ничего фундаментального, ничего надежного, ничего твердого. Зыбучие пески. Швейная мастерская. Чей-то неосторожно открытый будуар. Она повсюду здесь, мадам Ливия. Бесшовное белье на ней и под ним, ни единой строчки на два тела, кроме его зашитой когда-то брови.
Капрон самый легкий как на девчачьих колготках, рвется с треском и расходится, как вскрытая кожа. Швов не будет. Пускай заживает само. Винил дешманский как с кинки-пати – это его веки на ощупь, со стороны не видно, но на самом деле они тоже в ожогах. В тебе костюмерная театральная, чей-то тайный непристойный гардероб, альков, спрятанный от чужих глаз за шторой. Плечо немеет от неподвижности, в нем целая горсть швейных игл. Он поворачивается нехотя, на долю такта или в чем еще можно измерить движение. На долю доли миллиметра. – Еще. Ты пока не в курсе. Просто хочу, чтоб ты знала. Ты не в курсе о том, какой я тупой, Ливия, – зачем-то говорит он своим сонным, реально тупым голосом. – Есть один фильм. Старый, немецкий. Там весь мир сделан из такого черного задника. Как в театре. А в... – он жмурится и оглушительно зевает в ладонь. – А все остальное нарисовано на нем мелом. Дома. Касса в банке. Двери. Лампы. Христа распинают, а крест нарисованный. У смерти тоже лицо из мела. Мой любимый фильм. Я однажды взял бутылку жидкости для прочистки труб и вылил ее себе в лицо. Такая история.
Потом он поднимает свое ничего не выражающее лицо и целует ее снова. Сквозь батист и сквозь сетку. Сквозь кашемир и сквозь велюр. Пачкает своим мелом ее холеный бархат. Ему не нужно прощупывать путь до ее рта руками, этот легкий подъем головы сразу стал машинален, как машинально ты выбрасываешь руку с кровати в своей царской, Ливия, спальне, и вслепую находишь на прикроватной тумбочке телефон, как машинально по утрам ты тянешься к своей изящной, Ливия, чашке на полке в кухне. Он, может, и всегда был машинален, заложен в его мышечную программу. Он просто не вырубал: думал, просто в потолок посмотреть захотелось.

Он тонет дальше. Тонет глубже. В кровати, в тканях, в ней и в ворованных у нее снах. Такое ленивое сообщение мысли по кругу, от одного виска к другому, так тают от внутреннего лихорадочного жара чужие серебряные звезды. В чьем-то из снов это серебро пачкает бесконечные ткани как кровь. В детстве он заебывал мамку этими носовыми кровотечениями, каждое утро она приходила к нему в спальню и с каменным лицом собирала еще пахнущие стиркой простыни, чтобы снова залить их хлоркой в большом сером тазу. Это серебро пускай останется на месте. Я химию как-то не очень.
Он курил Ламберт энд Батлер и смотрел на лицо Кейт Мосс через рябую витрину, а кровь капала и капала на сигаретный фильтр, он привычно утирал ее с лица рукавом толстовки. Может, это из-за анемии. Может, какая-нибудь очередная аллергия. Ты похож на труп, Гершвин. Давай съездим к морю? – однажды они поехали в Олдборо на выходные, было пиздец как холодно, мама надела его анорак и была похожа на школьницу-наркоманку, у него от ветра лицо покрылось мелкими красными точками. Загореть не удалось. Рекреация не удалась тоже. В комнате в маленьком Б&Б, пока мама была в душе, он накрылся всем, что смог найти. Два шерстяных одеяла, четыре пододеяльника, три простыни, одно большое и два маленьких полотенца. Это было тяжело и тепло, и пружинная кровать проминалась над ним точно так же, Северное море там, на побережьи, в своем льду и мелкой снежной крошке было цвета его глаз прямо сейчас, а если бы льда и снега не было – было бы цвета его глаз тогда. Я с тобой как тогда. Я с тобой как всегда, но как будто все видно, ты все видишь тоже, мне ничего не надо объяснять. Никакого насилия. Никаких вторжений. Никакого террора. Сегодня я простужусь, но через неделю приду в норму. Вчера все было в крови, но завтра все будет чисто. В понедельник – у индуса в очереди, Кейт Мосс стабильно творит хуйню, Ламберт энд Батлер, все четко, отличный понедельник. Если замерзну, пусти к себе, у тебя есть чем укрыться. Если замерзнешь, приходи: крови мало, но она пока не остыла.
Из-за глухого заслона стены слышится тонкий женский визг, потом – взрыв хохота и гулкий хлопок балконной двери. Он снова зевает, коротко отвернув лицо в сторону, и трет лицо ладонью:
– Когда ты проснешься, я буду здесь. Завтра тоже. И послезавтра. Я здесь почти навсегда. Оставайся со мной.

заявка от  MADELAINE PETSCH

nicholas chavez, 25 восходящая звёздочка над холмами элэй — пиар-роман, в котором всё меньше места для иллюзий незримые законы голливуда ломают едва ли не каждого, кто соприкасается с пленительной славой: николас, ты слишком быстро оседаешь и берёшь разгон на трамплине долгожданной популярности после выходов grotesquerie и monsters: menendez story. многие считают, что ты новый любимчик творца райана мёрфи, и не без оснований - в тебе есть занимательная чертовщинка, что раскрывается в колоритных ролях на экране и, наверняка, возьмёт новые обороты в ближайшем будущем. ты не похож на того, кому в руки заплывает удача золотой рыбкой, однако тебе действительно везёт; добавить ко всему прочему упорство и усердие [ и вы великолепны ]. стремительно растущая фанбаза, так или иначе, качает адреналин в крови и тебе не_много кружит от этого голову: от бесконечных запросов в инсте от фанатов, от популярных эдитов и встреч с неравнодушными посреди улиц. буквально несколько месяцев назад ты и предположить не мог, насколько изменится твоя жизнь.  возможно, при совершенно иных обстоятельствах, наше знакомство случилось бы в куда более приятной атмосфере; однако, в присутствии наших агентов, мы подписываем контракт на отношения сроком в один год, и это, на первый взгляд, кажется странным. но мы ведь с тобой знаем, что подобные вещи никогда не делаются просто так: что до меня, то я впервые так глупо теряю контроль над репутацией, связываясь с женатым мужчиной из актёрской гильдии, значительно старше меня, непозволительно собирая вокруг себя и его неоднозначные слухи, что бьют кувалдой порицания. общественное давление нарастает и застывает грозной навесой над макушкой отвратной ролью 'разлучницы'. а ты довольно быстро забываешься в новых условиях жизненного уклада, теряя отношения с простой и милой девушкой, что была с тобой с самого начала непростого пути [ какая классика ], хотя, в самом деле, я тебя за это виню. so, жизнь пронизывается игрой на публику даже в личном пространстве; никки, забавно, что они все начинают этому верить, когда ты невольно попадаешь в кадр очередного моего ролика на youtube, так легко позволяя мне вновь столкнуться с публикой без страха встретить лишние вопросы. я вижу, как тебе временами тяжело разбираться с последствиями славы; ты берёшься за сложные роли, которые начинают тенью налегать на душевное равновесие, бесстыдно разрушая его; чувствую, потому что мне это очень знакомо. на самом деле, у нас много общего, и это даже пугает; мне бы хотелось продолжать сохранять пелену иллюзии и держать тебя на безопасном расстоянии, но каждый раз это становится сделать всё сложнее. а тебе? - мне бы хотелось раскрыть не просто выход за границы пиар-романа, но и некое единомыслие_душие этих двоих, невзирая на то, что мэд в принципе не блещет крепкими связями на любовном фронте. однако, why not? пора бы усмирить её нрав оторвы и тусовщицы. - шокконтент: в среднем пишу 9к, люблю вот эти вот раскрытия граней в персонажах, ёмкость и эмоциональность. могу от первого/от третьего лица; могу с большой буквы, могу с маленькой; могу украшать посты, а могу забить. главное, что внутри. поэтому предлагаю сразу обменяться постами и мыслями насчёт истории - и всё будет классно! - пишу раз в неделю, в две, иначе без динамики начинаю терять интерес. не гоняю за посты, не стану дышать вам в спину, все мы тут пришли ловить кайф и расслабляться, просто хотелось бы по вайбам сойтись и вводным, описанным мною. не вижу игру без общения, так что было бы здорово сцепиться ещё и языками где-нибудь в телеграмм, естественно, с границами и прочим, но с обсуждением наших горячих пирожочков.

Lana Cuprum / ›› 169 лет ›› ведьма ›› ладелица лавки зелий и чудес; устроительница вечеров для "сверхов" по интересам.;
♫ Мельница - Ведьма
♫ Lana Del Rey - Born to Die
›› I don't know why
В ПОИСКАХ:

michele morrone

›› Допустим, Альфонсо ›› 37+ ›› предпочтительно ведьмак

♫ Меладзе - Тропикана Женщина ♫ Lana Del Rey - Old Money

INFO

---

!WARNING! Ты не смотри, что профиль пацанячий. Акция для моей NPC-персонажа Ланы Купрум с очаровательным личиком Ланы Дель Рэй и ее абсолютными вайбами дивы, принцессы, винтажной императрицы и погруженности в daddy issues. Если будет коннект - выпущу ее отдельным  профилем в полет дикой птицы. !WARNING! (2) 80% склонен сделать из персонажа трапа, обсуждаемо, но хочется, так сказать, нюанса в юбке. Но меня можно переубедить в обе стороны. Знаешь, кто ты? План: Туда-сюда, там-сям, миллионер. Ты как Барни Стивенс - никто не знает, кем ты работаешь, и ты увиливаешь от любых вопросов коронным "прошу тебя". Но бизнес твой я вижу не совсем законным. Лана - владелица "лавки чудес", а еще устраивает подпольные ужины с блек джеком, шлюхами и не всегда свиным мясом. Поговаривают, что можно купить что угодно и кого угодно: кто знает,  возможно, это твоих рук дело? На самом деле, конечно, вся эта история окутана легендами, которые мы с тобой просто не развенчиваем. Чем больше любопытных готовы будут заплатить за сказку, тем больше новых туфель я куплю. Параллельно можешь быть кем-то популярным, кто тебе запретит, не так ли? Мы познакомились случайно: у Ланы это была любовь с первого бокала шампанского, у тебя - с кружев на ее чулках и капельки духов в ложбинке ключицы. Мое виденье: ♥ Ты испанец (или итальянец, или кубинец), который родился в Канаде, и у тебя абсолютно ужасно-очаровательный акцент; ♥ Ты всегда возьмешь трубку (даже если ты в прямом эфире) от двух людей: от Ланы и мамы; ♥ Лана твоя девочка, которую надо баловать, в ответ эта львица-тигрица расцарапает любому морду голыми руками. Представляешь себе жену якудзы-мафиози? Вот эта сладуся она самая; ♥ Решаешь проблемочки, любые: начиная от незабитого гвоздя, заканчивая ревнивым превращением "соперницы" в жабу; ♥ Daddy. Выдержка из анкеты Ланочки В ее лавке вы можете купить "Счастье" — так называется эликсир в тусклой золотистой бутылочке, мерцающий из-под толстого стекла перламутровыми искрами. Она варит все зелья сама: по рецептам ли из древних книг, по наитию ли, или, быть может, по обману — кто знает? Эта лавка, кажется, существует столько же, сколько ее могут помнить самые старые жители Синиструма. Ведьма в каком-то там поколении, она недавно сменила свою мать на посту торговки зельями, ингредиентами (сушеными и живыми) для чужого колдовства и предсказаниями на день. Она никогда не лезет в чужие жизни — только наблюдает, советует, если ее спросят, смеется, когда не спрашивают и творят чушь без ее советов. Она любит разговаривать и заговаривать, она продает вам то, чего вы и не желали покупать — но оно вам обязательно пригодиться. Рожденная в семье ведьм она просто существует в этой своей атмосфере пыльных книг, черных кошек и красивых вельветовых платьев. Ее голос глубок и мягок, как объятия; ее язык остер, как когти; ее знания глубоки, как тот колодец у порога. Никто не знает, сколько ей лет, а она никогда честно не ответит. Она младше своей матери и бабушки; возможно, она младше вас. Не будете же вы спрашивать у леди, не правда ли? Она любит эту жизнь и, возможно, немного вас. Заходите в гости на устроенные ей "Чудесные вечера Чудесных существ" — экзотическое мясо; запретные фрукты; великолепные танцоры. Вход строго по пропускам, заюш, но его всегда можно купить. Остальное: Я открыта к тому, что ты там придумаешь в образ, даю свободу на игру (разве что романтика только с Ланочкой в настоящем, увы). Люблю играть стекло, переживания, швыряния посудой, но чтобы а) хороший конец; б) перемешивалось с юмором; в) было по кайфу нам обоим; ну и хотелось бы все-таки опционально г) да у нее х... !WARNING! (3) если ты не можешь без ролевой ревности, то, пожалуйста, не надо. Ну и посты бы хотелось не раз в год. Посты от третьего лица, 3-5к. (но могу и расписаться до 10, кто меня знает). В общем, приходи, пошучу, обниму, поцелую, заиграю. И не только я: тут так много классных игроков, что глаза разбегутся.

POST

---

›› пост заказчика (прости, но тут мужик) Ему снится долгий и дурной сон. Во сне том его накрывает чувство страха: липкое, удушающее, такое, что он разевает свою клыкастую пасть и не может выть; он скребет когтями о бетонный пол, но не производит ни звука; задние лапы его стянуты цветастым шарфом, а в уши его льются звуки Turnier Tango. Он скулит, но ему лишь кажется, потому что на самом деле он лежит мертвой трухой. Вокруг кто-то смеется и нажимает на него тяжелыми ботинками; он знает, что должен подняться и укусить — откусить им руки по самые шеи. Вместо этого цветастый платок вдруг становиться огромным, хищным и прекрасным змием, и поглощая его от самых пяток до макушки острый клык царапает веко. Яркая вспышка сменяется черной болью. Учащенное дыхание спящего становится нервным дыханием пробудившегося. Когда веки трогает утреннее солнце он видит перед собой две вещи: Красный свет; И ничего. Он трет лицо, мягкое и покрытое утренней_не_свежестью, ладонью и знает, что он увидит, когда откроет веки: высокую дверь балкона, распахнутую настежь, отчего легкая тюль находилась в постоянном движении от утреннего весеннего ветерка, какой-то нелепый искусственный цветок, кресло с диковинной обивкой, журнальный столик, усыпанный пеплом и фотографиями. А вторым глазом, который он по привычке открывает, как это можно было бы понять еще вчера и позавчера, и даже пару месяцев назад — он не увидит ничего. Когда он плещет в лицо ледяной водой и, опершись о раковину, долго разглядывает отражение, то находит себя уродливым. Росчерк шрама напоминал то ли о глупости собственной, то ли о странном стечении обстоятельств, где вины его было примерно пять процентов. Мог ли он предсказать, что легкий флирт и полезное знакомство обернуться для него совсем не увлекательной поездкой в чей-то дом и несколькими днями приключений, которых он не ждал? Нет, не так он хотел провести ноябрь прошлого года. Ослабленный этой своей традицией самоистязания попался он максимально ублюдочно: стервятники, словно почуяв кровь, так глумливо окружили и так позорно скрутили. Пока он широко мажет на лицо взбитую помазком пену,  то думает о том, что бывал в плену, но никогда бы не подумал, что из него можно выйти с чем-то большим, чем трофейная губная гармошка своего охранника. Размышлять о том, из каких частей тела всех тех, чьи фото были рассыпаны по столу и приклеены к стеклу балконной двери, он бы сделал гирлянду на рождественскую елку выходит почти буднично: глухая ярость, затаившаяся где-то внутри, ждала момента, и рука, что вела линию опасной бритвой по щеке, уже не дрожит. Он вытирает остатки пены с гладко выбритого подбородка и все еще не находит себя привлекательным. Когда Соломон прикрывает нездоровый глаз повязкой то думает, что это было бы стильно, если бы не обстоятельства. Когда он готовит  кофе и садится с сигаретой в кресло, то мажет взглядом по дате и времени и задумчиво выдыхает дым. Когда-то, лет пять назад, он шутливо пообещал встретить одну задницу из тюрьмы, и сегодня этот день настал. Недели три назад его социальных сил хватило только на один звонок: сказать "привет", спросить, когда он выходит, и сухо попрощаться. Карлос, вероятно, еще припомнит ему этот разговор, но Соломон лишь думает о том, как вести сейчас машину, и немного о том, что, возможно, надо аккуратнее давать обещания. Он-то знает что всё, что он даже мимолетно обещает, он выполнит. Рано или поздно. Ровно через сорок шесть минут он встает, сметает все окурки в мусорную корзину и какое-то время молча смотрит в шкаф. Рядом со стройным рядом выглаженной одежды висит черный мешок, который он раздраженно сдвигает в сторону: пообещав себе сжечь эти окровавленные лохмотья после мести, он каждый раз говорит себе аккуратнее давать обещания. Примерно, как те, про которые он думал сорок восемь минут назад. Когда он подтягивает привычным движением брючины и садится за руль то думает (в очередной раз), что глупостью было надеяться отлежаться в убежище и думать, что все раны пройдут сами собой. Они затянулись, оставив за собой следы, которые он лично наблюдать на себе не хотел. Когда он заводит мотор то думает, что случайно переехать парочку людей из списка было бы местью не менее приятной. А позже, когда он задницей прижимается к крылу своего вишневого Пежо и закуривает новую сигарету, вспоминает упругие груди той сучки, что настучала на него своему сумасшедшему папаше, и размышляет, какими они будут на вкус. Соломон поднимает голову, когда слышит шаги рядом с собой, совсем как ищейка ведет носом по ветру и даже скалит улыбку, встречаясь взглядом с Карлосом. — Привет, Шарли. — Когда мужчина встанет рядом, то он тянет руку и сжимает пальцы на его загривке, подаваясь вперед и почти интримно шепча: — Хоть одна шутка про мое лицо, и в следующий раз встретимся на твоей могиле. А затем отстраняется, шлепая по бедру и закуривает еще одну, предлагая пачку и Карлосу, раздумывая, что местным фараонам следовало бы внимательней проверять права у одноглазых водителей.   — Дома только кофе, сигареты и пепел, так что если ты голоден выбери, что ты хочешь.

SINISTRUM

---

✦ сюжет ✦ f.a.q. ✦ матчасть ✦ внешности ✦ персонажи ✦ нужные ✦

Hunter Yu / ›› 76 лет ›› оками ›› преподаватель в университете, байкер;
♫ stray kids — maze of memories
В ПОИСКАХ:

jeff satur

›› риота ›› 53 года ›› оками

♫ stray kids - wolfgang ›› пробираясь сквозь шторм, я задыхаюсь от жестокости

INFO

---

Когда мы жили в горах Нисэко в Японии, у нас не было ничего, кроме имен, свободы и поклонения местных жителей. Я помню день, когда ты родился, потому как, не имея собственное потомство, появление племянника было сродни чуду. Я был рад тебе, старался не показывать особое отношение, но все равно всем было ясно, что ты мой любимчик в стае. Я учил тебя всему, что знал сам, начиная охотой и заканчивая принципами, по которым жила наша стая. Пока ты был юн, я не придавал значения твоему интересу к власти и слепо верил в каждую фальшивую улыбку и ласково произнесенное "дядюшка Юкио" из твоих уст. Я не желал власти, которую сулили мне еще с детства, но став вожаком, старался править справедливо. Благополучие стаи было для меня превыше всего, и я не мог даже подумать, что ты, мой дорогой Риота, захочешь мое место настолько сильно, что возненавидишь меня всеми фибрами души. Не знаю, чем я тебе так насолил, почему ты никак не мог смириться с тем, что именно я стал вожаком, но ненависть разрасталась в твоем сердце, отравляя сознание. Тебе было сорок, когда я принял решение оставить наши горы в Японии и перебраться всей стаей в Синиструм. Были несогласные с моим решением, и при всей твоей любви ко всему новому, ты примкнул к меньшинству, чтобы вести их против меня и моих сторонников. Три года мы обустраивались на новом месте, а потом еще десяток лет ты потратил на то, чтобы настроить против меня добрую половину стаи. Мне стоит признать: лидерские качества у тебя на высоте, жаль только, использовал ты их далеко не во благо. В день, когда ты устроил бунт, я потерял все. Ты и твои сторонники убили всех, кто сражался за меня. Место сражения превратилось в кровавую бойню, а белый снег, который я так любил, навсегда теперь будет окрашен для меня красным. Ты оставил мне глубокие шрамы не только на сердце, но и на теле. Ты мог спокойно добить меня, но твое тщеславие подсказало тебе, что лучше всего бросить меня медленно и мучительно умирать от полученных ран, глядя на разорванные тела моих братьев и сестер. К сожалению для тебя, мне помогли выжить. И поверь, тебе лучше надеяться, что мы никогда больше не пересечемся. Потому что когда это случится, я вырву из твоей груди сердце и сожру, прежде чем свет потухнет в твоих глазах. ☆☆☆ А теперь немного оффтопа. Я описал Риоту таким, каким его видит мой персонаж, но это не значит, что Риота действительно настолько плохой. Ты можешь подстроить характер, стремления и принципы Риоты под свой вкус, главное, чтобы основа наших взаимоотношений осталась: Риота устроил переворот внутри стаи, чтобы самому стать вожаком, а от несогласных избавился. Имя моего персонажа при рождении - Юкио, но после случившегося он взял имя Хантер. Имя племянника может быть другим как в прошлом, так и в настоящем, мне не принципиально. Внешность желательно указанная, но в целом обсуждаема, главное, чтобы это был азиат, по понятным причинам, раз уж мы родня. Хочется сыграть долгую историю из прошлого, чтобы вместе выстроить цепочку событий, которая привела к тому, к чему привела. Естественно хочу сыграть сам момент с бунтом. А в настоящем - первую встречу после всего случившегося. В общем, без эпизодов не оставлю, у меня большие надежды на эту сюжетную линию. Если кратко о расе, то оками - перевертыши, которые способны по собственному желанию обращаться большими белыми волками. Слюна оками обладает исцеляющими свойствами, но лечить оками могут только других, а не себя. Из-за этого дара в давние времена японцы считали оками божественными созданиями и потому делали им подношения, как горным духам. Пишу два-три поста в неделю, обычно где-то 4-5к знаков, бывает и больше. Посты от третьего лица (именно поэтому заявка написана от первого, ага), без птицы-тройки, но если нужно, могу оформлять и с ней. В графику не умею, у меня лапки, но если у тебя тоже будут лапки, то мы по-волчьи пострадаем и будем довольствоваться моими скудными коллажиками в оформлении эпизодов. Мир, дружба, жвачка в тг приветствуется, можем упасть не только в обсуждение персонажей и их истории, но и просто потрындеть за жизнь. Короче говоря, приходи, племянничек, будем грызть друг другу глотки в игре и комфортиться за ее пределами!

SINISTRUM

---

✦ сюжет ✦ f.a.q. ✦ матчасть ✦ внешности ✦ персонажи ✦ нужные ✦

- Как я выгляжу?
- Как идиот.

Сигурд фыркнул и отмахнулся, но от Эйвор не укрылось, что её слова его задели. Наверняка задели. Кольчуга и кожа шли ему больше, чем вышитая белая рубаха, а с цветами в распущенных и вычесанных волосах он был больше похож на девчонку, чем на воина. Всё утро он провёл в бане, а потом - её никто об этом не просил, но Гудрун была занята, а на Дага с Вили надежды мало, - Эйвор долго-долго расчесывала его медные колтуны в попытке сделать его похожим на какого-никакого жениха. Сама не потрудилась собственные свалявшиеся косы со вчерашнего вечера переделать, и на свадьбу собиралась идти как есть, в своих домашних портах и старой сигурдовой рубахе, но над ним корпела с гребнем битый час.

- Дай сюда, - сжалилась она и соскользнула с краешка стола, на котором сидела до этого и лениво жевала кислое яблоко. Цветы сидели у него в волосах кривовато, и лучше бы сплести венок, как положено, но венки у Эйвор получаются ещё уродливей, чем причёски, поэтому она заплела ему пару тонких кос и связала их на затылке, воткнув в них незабудок, колокольчиков и каких-то красивых маленьких белых цветков, названия которых Эйвор не знала. Только сейчас она сообразила, что стебельки нужно протянуть пониже, поглубже в косы, чтобы цветы сели, как надо.

Она ничего в этом не понимала. Цветы в блестящих волосах как-то не вязались у неё с мужской красотой. Он и вправду выглядел глупо, в этой белой рубахе, с этими дурацкими цветами. То ли дело тот день, когда он вернулся из своего первого настоящего, взрослого набега. У него только-только настоящие усы выросли, а кровь с них уже с трудом сходила. И огонь в глазах такой... Животный.

Эйвор со знанием дела дергала цветы туда-сюда и укладывала пряди вокруг его лица, догадываясь, что делает только хуже, но никак не могла остановиться. Воздух в хижине щедро напитался их волнением, и, должно быть, они оба мало чего соображали в ту минуту. Потом что-то внутри Эйвор тихо прошептало: хватит, и она ощутила, как истерично бьётся сердце в её груди.

Она послюнявила большой палец и стёрла пятно сажи с его щеки.

- Ну вот, - сухо сказала она. - Жених.
Вид у неё был такой, будто она собирается на погребальный костёр смотреть, а не на свадебные гуляния, но она об этом не догадывалась.

- Ты в этом пойдёшь? - только и сказал Сигурд, окинув её недовольным взглядом с головы до ног.
- Ну да. А что? Ты Дага видел? Я ничуть не хуже выгляжу.
- Не валяй дурака. Ты моя сестра, а не деревенская пьяница. Могла бы и платье найти.
- А что не так с моими портами? - нахмурилась Эйвор, сделав шаг назад. - В них удобно плясать будет. Я собираюсь сегодня все ноги истоптать, знаешь ли. Не каждый день брат женится.

Девушки её возраста на подобные гуляния надевали красивые шерстяные сарафаны с тяжелыми красивыми пряжками, кто побогаче - с меховыми накидками на плечах. Они плели себе красивые пышные венки, а в самый разгар праздника сбрасывали меха и оставляли легкие светлые сорочки, в которых и плясать удобно, и не жарко от мёда и танцев. Только на Эйвор любые платья как парусина. Да и не нужно ей это.

- Опять вредничаешь. Трудно что ли?..
- Да чего прицепился ко мне?!

Она выпалила это и тут же отвернулась. Половица скрипнула у неё за спиной, и она услышала, как тяжело Сигурд вздохнул, тяжело и судорожно. Он волнуется так, что едва на ногах стоит. Он будто бы ждёт, что она что-то скажет, а она только и может, что кровавый заусенец на пальце ковырять.

А что тут скажешь? "Не женись"? Это с какой такой радости-то? Он не так поймёт, засмеёт её ещё. Назовёт девкой сопливой и весь пир смотреть на неё не будет. Потом объясняй ему ещё, что она имела в виду...
У него теперь жена будет. Он женится на этой Рандви, поселит её в своём доме, будет с ней вечерами сидеть, будет перед ней отчитываться, куда ходил, что делал и с кем, будет трещать о ней без умолку (как Вили - увьётся за какой-нибудь дурой и трындит о ней не переставая, как умом тронутый), и кончится их прежняя жизнь. Он, может быть, всё также будет брать Эйвор с собой в горы и рассказывать истории про звёзды, будет драться с ней на топорах и готовить к её первому набегу, который всё-никак-не-настанет, только всегда между ними теперь будет пропасть полыхающая. На одной стороне - она, сопливая девка, которая всё никак от старшего брата оторваться не может и как жеребёнок на тоненьких ногах едва-едва может сделать пару шагов в этом мире без него, а на другой стороне - он, уже совсем взрослый, уже мужчина, с женой, в набеги ходивши, всё такое. Да ему теперь просто позорно будет с ней водиться. Мала всё ещё, и всегда теперь будет мала, как бы широко ни раздались её плечи и какими сильными ни становились бы руки.

Сигурд молча ушёл, и Эйвор страшно захотелось что-нибудь пнуть.

Рандви эта вроде не дура. Проще было бы, будь она дура, конечно. Эйвор видела её несколько раз, когда родня привозила её к Сигурду на смотрины, чтобы жених с невестой друг на друга хоть посмотреть успели перед свадьбой. Друзья хлопали Сигурда по плечам и наперебой трещали, как ему повезло с будущей женой, и тогда Эйвор всегда находила предлог слинять куда-нибудь побыстрее, чтобы не видеть этого всего. Но иногда, оставаясь наедине с самой собой, она будто бы специально впускала в голову эти мысли, перебирала их в уме, будто ярлскона - свои лучшие украшения:

Они действительно красивая пара. Он выше её на две головы, оба с волосами цвета меди.
Она - тонкая и мягкая рядом с ним, как будто речка вьётся у подножия молодой скалы.
У него - нос в светлых веснушках, а у неё румяные, как яблочки, щёки. Она, наверное, смеётся красиво и умеет говорить тихо так, чтобы голос не хрипел.
Она, наверное, до одури ему нравится. Он просто слишком сильно пытается казаться серьёзным, оттого и не показывает. Как ещё?..

Ну а ты-то тут причём?

Эйвор встала на то место, где пару минут назад стоял Сигурд, и заглянула в мутное зеркало. Плечи почти как у него. Косы свалявшиеся, рубаха старая, висок сбрит, потому что шрам на полголовы и волосы нормально не растут.
Да причём тут она...

Она выскочила из хижины на улицу, где воздух пах молодой весной и местами лежал талый снег. Форнбург переливался всеми цветами радуги, сам весь украшенный цветами и лентами, как невеста - ну ещё бы, сын ярла женится. Работы в деревне сейчас больше, чем перед ярмаркой на Йоль, и Эйвор знает наверняка, что где-то да пригодится, только на душе у неё так паршиво, что работать она себя сегодня ни в жисть не заставит.

- Стоять! - она в пару прыжков преодолела свежую лужу и прыгнула на торопящегося куда-то Вили, уронив тяжелую руку ему на плечи. - Мы с тобой... идём искать мёд. Цыц! - палец с кровавым заусенцем лёг ему на губы, чтоб не возражал. - За мной.

Вили-Вили. Хемминг, когда видит их вдвоём, ведёт себя так, будто Эйвор уже пообещали его сыну в жёны, а она потому только не выступает, что Хемминг ей почти как Стюрбёрн - то есть, почти как отец. И она бы скорее в платье бы сегодня нарядилась, чем согласилась бы за Вили замуж пойти, но, в целом, он весёлый малый. Кого ещё можно выдернуть из сверхсрочных дел одним только "слышишь, эй, пошли напьёмся"? Они вдвоём раздобыли бадью с медовухой, приготовленную специально для соревнования выпивох, а там опомниться не успели, как уже опустошали рога наперегонки. Вили рыгал так, что по одному только звуку их можно было с той стороны деревни выследить, но Эйвор была слишком сосредоточена тем, чтобы его перерыгать. Рыгала и думала: вот, Вили, вот почему я с тобой дружу!..

Она была уже совсем в слюни, когда за ухо её больно потянули.

- Убер... Убер- - и снова рыгнула.
- Быстро трезветь, вы, оба! - это оказался не Стюрбьёрн, как можно было опасаться, а Сигурд. Без особого труда он тянул за уши их обоих, в каждой руке по уху, а лицо такое, будто сам Тор явился в Мидгард дать двум молодым пьяницам целительного пенделя. - Эйвор, мать нашла на тебя платье, поэтому... Да слушай же ты меня, - он больно взял её за щёки и встряхнул так сильно, что она начала икать ему в лицо. - Ты сейчас пойдёшь и окунёшь лицо в ручей, а пока вода будет бить тебя по морде, подумаешь о том, как сильно я не хочу, чтобы ты искала сегодня неприятностей. А потом пойдёшь и переоденешься, и если не протрезвеешь, будешь сидеть за столом с Дагом и Вили, а не со мной и отцом. Это ясно?

Она чуть не заплакала тогда. Но выбившуюся из косички незабудку ему поправила.

Когда стемнело, Эйвор сидела за праздничным столом чернее тучи. Даг с Вили поначалу пихали её в бока, чтобы как-то растрясти, а потом бросили это дело - она только смотрела немигающим взглядом на жениха с невестой, думать забыв о своём всё ещё неприглядном внешнем виде - вместо платья Гудрун нарядила её в такую же вышитую рубаху, что и у Сигурда.

Она смотрела на брата и его невесту и уже бросила начисто все попытки не думать о плохом. Ничего другого в голову попросту не лезло. У Рандви в волосах прекрасный пышный венок, медные локоны переливаются в свете факелов, а блеск кубков отражается в глазах так, что Эйвор отсюда видно. Она смотрит на неё несколько раз, с каким-то странным выражением лица. Думает о ней всякую гадость, наверное. Думает, что Эйвор ревнует - "ну конечно, как она может не ревновать, она же неряха, она же и вполовину не дотягивает до неё, до прекрасной Рандви, которой сейчас весь Форнбург любуется..."
И так оно всегда будет. Сигурд с женой - за высоким столом, а Эйвор - где-то там. Одна.

И нет, выглядит он совсем не глупо.
Он никогда не выглядел менее глупо.

Valentine Mayer-Kahn / ›› 22 года ›› маг ››  одно из лиц корпорации мейер-кан;
♫ I burn down my house and build it up again
I burn it down twice just for the fun of it
So much money, I don't know what to do with it
В ПОИСКАХ:

LOOKING FOR YOU

sophie thatcher

›› таис мейер-кан ›› 19-20 ›› чародейка

# семья_и_не_только ♫ my own private alaska — after you do they keep you in a little box?

INFO

---

На Рождество Таис просит у Санты обрез. В неполные восемнадцать верить в него еще тяжелее, чем планировать двойное убийство, поэтому вся затея носит скорее абстрактный характер: письмо отправляется в конверт, а затем в дальний ящик стола; Таис перемалывает таблетки в крошку, разравнивает аккуратные дорожки и откидывается в кресле, представляя кого-нибудь из старших братьев с огромной дырой во лбу. Можно начать с одного, можно обоих сразу. — Что именно "обоих сразу"? — вежливо уточняет Валентайн, и где-то там до Таис доходит, что мечтать лучше не вслух, а про себя. Она натянуто смеется: не бери в голову. Он смеется тоже: нихуя, идея отличная. На Рождество Таис просит у Санты обрез. Смятые письма копятся в ящике. Иногда она подумывает подкинуть какое-нибудь из них отцу — сделай что-нибудь, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — но не решается. Паранойя рисует образы один хуже другого: кто-то рано или поздно проговорится, и узнают вообще все. Таис закрывает глаза и видит заголовки таблоидов; ее собственное лицо смотрит с первых страниц, лица братьев почему-то остаются в тени. Если все узнают — когда все узнают — ее не спасет ни переезд, ни пластическая операция, ни новое имя. Грязь въедается в кожу как пороховой газ: не отскоблить и не содрать. На Рождество Таис просит у Санты обрез. Александра хоронят в закрытом гробу. Они все вместе заученно повторяют: никаких комментариев, оставьте нас в покое, идите уже, черт возьми, нахуй. Валентайн крепче держит ее за плечи, закрывая собой от вспышек. Он держит ее и позже: когда Таис плачет, пачкая тушью кашемировый свитер, когда ее тошнит от алкоголя, когда она скулит побитым животным — не смей, даже не думай уйти. (я хочу чтобы ты тоже умер) (пожалуйста, останься сегодня со мной) На Рождество Таис просит у Санты обрез. Не для того, чтобы убить старшего брата — хотя теперь, когда остался всего один, задача должна быть полегче. Чтобы вышибить себе мозги. если вы нихуя не поняли то вот кусок моей анкеты из которого вы тоже нихуя не поймете Идея пробраться через Барьер — всего лишь одна из множества в бесконечной цепочке его идиотских инициатив, и брат подхватывает ее незамедлительно. Фрагменты распадаются и перемешиваются в памяти. Валентайн помнит, как ему было больно, и чьи-то лица под хирургическими масками, и крики Александра. Помнит, что такое, когда осколки костей протыкают кожу, сломанные ребра впиваются в легкие, а пузырящаяся на губах кровь мешает сделать вдох. Помнит нескончаемые операции, одна за другой, и как тело отторгает пересаженные органы. Где-то там теряется незрячее лицо Александра и заплаканная мордашка Таис. Валентайн видит это во сне, и наяву, и быстро перестает отличать одно от другого — в голове такая каша, что лезть туда лишний раз не хочется совсем. Он просит: пожалуйста, пусть оно хоть как-нибудь закончится. Александр кладет ему на ладонь голубоватый небольшой пятиугольник: положи под язык, не глотай. Становится хорошо. Он просит еще. Мать умирает где-то в промежутке между его путешествиями по рехабам: Валентайн рассказывает Таис, что чист, как стеклышко, а уже на следующий день его находят скрючившегося от передоза и откачивают каким-то чудом. Александр бросает магистратуру, чтобы сутки напролет ебать ему мозги. Охуительно, восхитительно. Валентайн думает только о том, что хочет вернуть свое тело. Как когда-то, когда он еще был полноценным, без ебучей херни в позвоночнике, тонны послеоперационных шрамов и напечатанных на принтере почек. Когда его не показывали, как выставочный образец и невероятное достижение корпорации: сумма биотехнологий и магии, сплетенных, чтобы вытащить наследника Мейер-Кан с того света. Им исполняется двадцать. Таис семнадцать, и она с дурацким хихиканьем тянется к ровным дорожкам на стеклянной поверхности стола. Он помнит это, и как они стоят с сигаретами на кухне, и как Таис роняет стакан, а потом бросается собирать осколки. Помнит ее визг и текущую по рукам кровь. Вкус этой крови. Вкус Таис. Ощущение глубочайшей неправильности происходящего Валентайн рационально препарирует и каждому куску добавляет философское «и че?». Александр даже не выглядит удивленным. Таис ведет себя странно, но он знает, что с этим делать. (положи под язык, не глотай; еще?) Слухов становится больше. Говорят, у них в небоскребе на каждом этаже растет яблоня (он закатывает глаза); говорят, в офисе Мейер-Кан все унитазы сделаны из чистого золота (он закатывает глаза еще дальше); говорят, эти двое трахают младшую сестру, а иногда и друг друга (он смеется и откидывается на спинку кожаного кресла). Ему нравится кожа. И кровь. Ему вообще дохера чего нравится, и нет никакого повода в чем-либо себе отказывать. Даже когда Фишер, пасмурный как туча, что-то там говорит про «сними с себя эту шлюху» и «вернись, блядь, к работе». Валентайн удивленно и пьяно фыркает — им с Александром принадлежит Весь Этот Сраный Город, о чем вообще речь, дружок? Какого хера, Фишер? Ты зачем сожрал Кассандру? Месяцы идут, жить становится все веселее. Он игнорирует постоянные головные боли и практически не спит — без всякой охоты и ненадолго смыкает глаза, заранее зная, что его ждет серия кошмаров; галлюцинирует наяву; пугает Таис; закатывает скандалы на ровном месте. (система выдает ошибку за ошибкой) (перезагружается) (сбоит снова) Всюду фрагменты его памяти. Мать говорит, что он отвратительно себя ведет. Кассандра возражает, что все в порядке, ей нравится, когда больно. Фишер опрокидывает в себя стакан виски и хмурится — кажется, чувствует привкус. Валентайн улыбается, когда тянет его к себе. Таис хихикает. Больше Фишер не пьет в их присутствии даже воду из кулера. (он закрывает глаза и пытается вспомнить, когда это было; в том году или в прошлом? месяц назад? вчера?) То, что остается от Александра после падения с шестьдесят третьего этажа, находят на асфальте. Отец смотрит на Валентайна так, словно хочет взглядом высверлить дыру в его черепе; говорит: это был несчастный случай. Он кивает, отказываясь верить, что может иметь к этому хоть какое-то отношение. И кстати, куда делась Таис? Дополнительно: это инцест, вам не показалось. Хэппи-энда не будет. У Валеньки в голове каша похлеще, чем у гг в киберпанке, у Таис, в общем-то, тоже кукуха поплыла в кругосветку, но вряд ли вернется. Сюжет "всё будет плохо у всех". (возможно, если она его все-таки прикончит - я не против! - у таис по итогу что-нибудь да сложится, но это не точно) Не ради поебаться, но стеклища для. Хочу драмы. Драматично поебаться в целом можем тоже, но нцу я играю скорее как исключение, чем как правило, поэтому если вы строите каждый эпизод вокруг секса, то вам со мной будет скучно. Если не каждый, то сойдемся. К слову о «сойдемся»: я пишу в первом или третьем лице, плюс-минус 3к знаков, бывает больше (если вам не похуй то мне точно похуй) лапслок опционален, без излишнего оформления. Тупорылые шутки идут бонусом как неотъемлемая часть меня, к этому лучше готовиться заранее. Сейчас я тормоз, но вообще агрессивно намереваюсь вспомнить, что такое тексты. Торопить не буду точно, на пинки в свой адрес реагирую спокойно. Имя менябельно, фамилия нет, внешность обсуждаема.

POST

---

›› пост заказчика Всплывающее уведомление на экране смартфона любезно информирует: сегодня ночью вы спали четыре с половиной часа. Добавляет: ваш результат лучше, чем у шести процентов пользователей. Если это не позитивное мышление, то что тогда. Вивьен покачивается на шпильках и салютует ему бокалом. У Вивьен — глаза такого же зеленовато-голубого оттенка, как сеточка вен под тонкой кожей на плечах, филлеры в скулах, губах и подбородке, свежезатонированный блонд и двадцатидюймовая талия. Охренительно красиво по калифорнийским меркам. Вот только они, блядь, не в Лос-Анджелесе, а в Нью-Йорке, и здесь на бедолагу Вивьен смотрят, как на вебкамщицу — снисходительно, но с легким пренебрежением.  Валентайн делает очередной глоток и думает, что в следующий раз она наденет обувь без каблука. Через месяц-другой — сменит обтягивающие платья на рубашки свободного кроя и китчеватые украшения. Встроится и вольется в праздник всеобщей уникальности-и-оригинальности, где богатые хвалятся тем, какое шмотье урвали на еженедельном завозе в локальный секонд-хэнд. — Скучаешь? — улыбается Вивьен, поймав на себе его взгляд. Он думает покачать головой, но вместо этого медленно и скованно приподнимает плечи. Скучать на собственных вечеринках — до такой хуйни еще нужно опуститься. — Жду, когда подействуют таблетки, — слова подкрепляет очередной щедрый глоток. Если подключить воображение, можно представить, как напрягается его печень, перерабатывая все то дерьмо, которое Валентайн методично запивает алкоголем. С другой стороны, печень у него синтетическая. Лучше чем у девяноста девяти процентов пользователей, это уж точно. Вивьен садится на подлокотник его кресла и о чем-то говорит: слова неумолимо сливаются в белый шум, от их смысла его отделяет вязкая волна боли где-то глубоко внутри. Рассеянное прикосновение к запястью настолько ненавязчиво, что поначалу отсеивается фильтрами восприятия — Валентайн честно пытается максимально абстрагироваться от собственного тела, включая те его части, которые лучше-чем-у; сперва замечает движение чужой тонкой руки и только потом понимает, что это Вивьен рисует на его коже невидимые круги. Он думает, что ей вряд ли хочется трахаться. Скорее спрятаться — подальше от толпы, которая пялится в вырезы ее шлюховатого платья без восхищения, с неприкрытым и неприятным удивлением. (девочка, ты совсем дурочка?) Но Вивьен не умеет прятаться. — Ты вся в мурашках. Могу записать на свой счет или подкрутим кондиционер? — он смеется, протягивая ей спасательный круг. — Хочешь, накинь поверх что-нибудь из моего. В белой рубашке поверх будет секси. Никто, блядь, не говорит так во всем Нью-Йорке. Переходить на язык калифорнийских девочек с медовым загаром оказывается неожиданно тяжело. Валентайну кажется, что челюсть вот-вот заноет от непривычных звуков, как если бы он вдруг попытался в китайский. Если честно, ему так похуй на проблемы Вивьен, но внутри все опять перекручивает и перекручивает и перекручивает, и последнее, что ему нужно — это чужое дыхание над ухом. Приходится включать воображение и эмпатию. К тому же, она правда хорошо выглядит в его рубашке. Когда срабатывают системы оповещения, Валентайн смотрит на экран слегка озадаченно. Человек на ультра эйчди изображении не выглядит, как кто-то из его знакомых — как минимум потому, что никто из его знакомых не стал бы пытаться подняться в лифте без персональной ключ-карты или предварительного звонка. Клавиша этажа не вспыхивает, сколько на нее ни жми. Еще больше его удивляет, что системы срабатывают до того, как вежливая охрана с нулевого этажа дозванивается с вопросом, стоит ли пропускать запоздавшего гостя. Валентайн задерживает дыхание — не испуганный, просто слегка растерянный — и медленно выдыхает в ту секунду, когда до него доходит. Видеть вещи, которых на самом деле нет и никогда не было, с недавних пор его самое любимое хобби. Он закрывает глаза и для верности отсчитывает до десяти. Трет веки основаниями ладоней, чтобы заземлиться и вернуться в реальность. На экране все еще незнакомый ему человек. Валентайн моргает и думает, что он, наверное, ощущает себя сейчас полным долбоебом в открытом лифте. Фишер, будь он рядом, обязательно сказал бы, что это очень плохая идея — но Фишер избегает любых его тусовок, как огня, поэтому за голос здравого смысла отвечает только сам Валентайн, а у него по этой части явные проблемы. Он набирает короткий код, разрешая доступ к пентхаусу. Двери медленно закрываются. Когда они открываются снова, он стоит у стены напротив — чуть-чуть криво, опираясь на нее полубоком. Позвоночник отказывается держать осевую нагрузку. Хочется сползти вниз. В идеале — потерять форму и собраться в человекообразный шар в вакууме. — Серьезно? — только и спрашивает Валентайн, когда жетон ловит на себе блики от потолочных светильников. — Убери это, пока никто не увидел. Полиция. Полиция Синиструма. В его доме. Позвонить отцу прямо сейчас — и бушующим ураганом снесет половину города. Конкретно этому щенку, возможно, снесет голову. Буквально. — Можно еще раз, как тебя зовут? — он все-таки отлепляется от стены, с любопытством оглядывая гостя. Лицо в любом случае останется на камерах, но имя тоже стоит запомнить, чтобы знать, кому потом предъявлять за оскорбительный визит. Потому что если это не оскорбление фамилии Мейер-Кан, то что тогда. (чудовищная глупость, разве что) — Иди за мной. И, пожалуйста, не распугивай гостей, они не привыкли видеть копов... вживую, — в острозубой улыбке Валентайна отчетливо читается предупреждение. Вивьен выходит навстречу — изящная венера в небрежно накинутой на одно плечо рубашке, она учится на удивление быстро, — и одаривает их вопросительным взглядом. — Принесешь нам выпить, о-кей? — он тянет слова на южный манер, почти непроизвольно, и ждет, пока Вивьен послушно выпорхнет обратно в гостиную. — Я уделю тебе десять минут — из уважения к представителям закона, конечно же, — но только если ты не наведешь здесь панику, — щурится, уловив, что кто-то сейчас начнет протестовать вслух. — А это значит, что мы спокойно пройдемся, представим тебя как... Пауза слегка затягивается. Валентайн еще раз смотрит на него с ног до головы и не находится с подходящим вариантом. — Как племянника Фишера. Запомни фамилию, больше тебе ничего не нужно. Все знают, что Фишер мудак и душнила. Никто не захочет связываться и расспрашивать. Вивьен возвращается, протягивая две бутылки короны экстра. Открытые, разумеется. Следующие несколько минут проходят по одному и тому же сценарию. Эндрю, познакомься с Вивьен. С Мари. С Розалин. Вивьен (Мари, Розалин) — это Эндрю Фишер. Племянник Фишера. Тоже мудак и душнила, но иногда от этой семейки просто не отъебаться. Все смеются* *эндрю не смеется, чем полностью подтверждает вышесказанное. Едва початая бутылка остается на каком-то столике в компании множества таких же. Валентайн весело скалится, протягивая другую. Рады знакомству, Эндрю. Глоток за Вивьен. За Мари. За Розалин. Заебал. (- что? - ничего) Валентайн скалится еще веселее, когда не-Эндрю оступается и заторможенным жестом ищет опору в его плече.

SINISTRUM

---

✦ сюжет ✦ f.a.q. ✦ матчасть ✦ внешности ✦ персонажи ✦ нужные ✦