— lu han solo — украшение банды мордоворотов и бесславных ублюдков [камагви пха] ;;

из всей нашей компании ты самый непохожий на гангстера. тебе ни разу не ломали нос в ходе местных разборок, не стреляли из глока в плечо; однажды ты даже признался гуку, что не терпишь вида крови и предпочел бы не оказываться в ситуациях, когда конфликт решается только силой.

ты оказался тем подброшенным котенком, которого ёнгук привел в штаб, заявив, что ты умный и сможешь нам пригодиться; в тот же вечер, проведя за монитором два с половиной часа, ты показал мне подробный отчет с местонахождением суден, на которых везут наш товар. время прибытия и имена матросов, находящихся на борту.

      _а ты гений, малец.
        _мне двадцать шесть.
    _а выглядишь на шестнадцать.

ты оказался подброшенным котёнком, очень быстро сориентировавшимся на теперь не чужой территории, и спустя уже месяц каждый в камагви пха узнавал тебя в коридорах; спустя еще полгода ты надел на переносицу очки и перестал относиться к тому, что мы делаем, как к чему-то особенному;

выглядит как работа в офисе — с утренним кофе, вечно отсиженной задницей и возможностью слинять пораньше без уведомления начальника, вот только
вместо продажи чая для похудения или пылесосов наркотики и трава. всё как у всех. каждый месяц зарплата в конверте, законные [не совсем] выходные, возможность уйти на больничный, когда отравился рамэном или уснул с незакрытой форточкой;

все как у всех; вот только ты смотришь внимательно, опускаешь ресницы — медленно, неуверенно — и падаешь гуку в объятия, когда он задерживается и отвечает на сообщения дольше установленной нормы; выставляешь в инстаграм фотографию с ярким мороженым, с сердцем из пенки на латте, с рассветом, проведенным в кресле терассы, а затем до трех ночи залипаешь в компьютер, в полчетвертого с чистой совестью оставляя мне сообщение, что груз наконец-то прибыл в сеульский порт;

лу хань — это инстаграм, оформленный в одной цветовой палитре; мешки под глазами от вечного недосыпа; kill for cup of coffee; зрение -6 и вечно пропущенные визиты к окулисту; огромные безразмерные свитера; любовь к старому кино и классической музыке; крайне чистый ум и исключительная проницательность; поездки на разные музыкальные фестивали и очаровательная улыбка; любовь к яблочному сидру и электронным сигаретам; look at this, jongup. what does it mean "i dont see"?; любовь к готовке и обожженные подушечки пальцев;

я очень сговорчивый, так что всё меняемо, перешиваемо и так далее; посты пишу 4-5к, использую птицу-тройку, от любого лица  нервно жду и надеюсь!

— jung jaewon solo — раскаяние.

    [ мое тело обездвижено от твоих слов, если ты хочешь поджечь его, то я готов. ]

выжигая взглядом стертое клеймо в семнадцатый раз, игнорировать взгляд пустых глаз – пропускать через себя фосфенами, пятнами, бликами; раствориться в твоем гнилье, выдохнуть загустевшую смолу из легких. отречься. тебе это удалось легче, признаю.
парейдолия, психоз,  боязнь забыться, раствориться на деснах вместе с очередной дозой, остаться безызвестным каменным гигантом в истерханных продажных омутах. и руки тянутся ближе, но шепот раны обжигает хлоридом.

      — не смей произносить мое имя вслух.

    [ в моей комнате нет света, в батареях нет тепла _и тебя.]

а дальше биться в агонии, ожидая тихого разлома собственного тела, будто тонкий фарфор, упав на жесткую сталь реалии. и гнить меж зарослей мха до тех пор, пока смерть не постигнет забытой чертовой комедией. в твоих глазах тлеющие искры вновь в пламени тысячи свечей клубятся, на руках мозоли жгучим воском линии жизни стягивают, но этой болью упиваешься. альстремерии нейронов распускаются с каждым разом, когда в организме _достаточно_дерьма.

несколько лет назад я сжимала твою руку, пока в ванной комнате [полу]разъебанной квартиры напротив твоя мать лежала без сознания. несколько лет назад ты сказал, что никогда не станешь таким _ как она.
наебал.

нет, ты стал хуже. по крайней мере, твоя мамаша вкалывала в себя все то дерьмо от проверенных диллеров, ты же разбавляешь грязно-палевый порошок водостоком.

несколько лет назад, я отбирала из твоих треморных ладоней зиплоки один за другим, ты упорно кричал мне в след  отъебись.

и в один момент я позволила тебе сгореть. несколько лет назад мы еще разговаривали, а не обменивались неловкими взглядами, выжигая пеплом отброшенные нахуй чувства.

    [ даже если утром ты меня убьёшь. ]

наша история началась шесть лет назад, когда твоя вусмерть обдолбанная мамаша, засунула в рот смятый косяк и ждала, пока произнесешь по слогам слово: «ап_те_ка», а потом выставила за дверь под аккомпанемент крысиного смеха торчащих на игле друзей. шатаясь по темным улицам, ты пытался согреть руки поднося к обветренным губам, выдыхая по_слогам горячее отчаяние. пинал камни под ноги прохожим, в тайне надеясь, что тебя заметят. огрызался на старых недовольных теток, показывал средний палец монашкам, просящим скинуться всем миром на постройку очередного нахуй никому не нужного храма.

  но не ожидал, что один из камней отобьет другой.

      нас было двое. всегда.

в четырнадцать мы прислоняли засаленное горлышко вишневого сидра, купленного по акции на чужие деньги, к губам и ждали спасения. в пятнадцать мы ловко цепляли пачку дешевых сигарет из заднего кармана потертых аквамариновых  треников соседа, прятались за гаражами.
мы лежали на смятом капоте старого фольксвагена нового серийного_любовника твоей матери и пытались найти созвездие центавра. мы кончиками пальцев ловили звездную пыль, загоняли под кожу фантомы туманных ночей. вдыхали тальк уходящего лета, и выдыхали то, чего сказать никогда бы не осмелились. 

тогда мы говорили, что мы трахнем этот мир. перевернем все вокруг оси солнечного сплетения наших тел, что мы чего-то значим и светим так же, как холодная бетельгейзе.

запах прокисшего молока, смятые слова, не выстраивающиеся в сложносочиненные предложения, юность обветренная проблемами и отрешенностью. мы собирали выброшенные кассеты, наматывали ленты на пальцы, смеялись до боли под решёткой реберной; выбирали неверный путь. на запястье прозрачно-сиреневые следы хрупких детских голосов слитых воедино, что эхом раскатываются в громовое: «прошу».
воздух по-прежнему мешает дышать, но холодом вдоль тела шепчет: «не соглашайся».  в той глубине нила, где ил окутывая в сети тянет ко дну, ломает давно брошенные игральные кости.

мертвые слова застревают в горле, вырываются желчью на прошлое. мы все проебали. в тесном и безлунном акре мы ищем виноватых друг в друге.

и наше тайное_место  превратилось в полигон прокуренной юности, наполненный _чужими_голосами;

не находить в себе сил взглянуть в глаза и не узнать – раскаленным свинцом по воспаленной артерии. ты был разбит, но не показывал, прожевывая битое стекло в одиночку. ты пил паленую водку залпом, а затем блевал в кустах на не_знакомого парня. ты пытался из зиплока достать последние частицы веселья, получал по ебалу за неадекватное поведение. ты несколько раз попадал на сутки за решетку и разводил проституток на деньги.

мы гасили пустоту друг в друге. мы пили самое дешевое вино, курили зеленый чай твоей бабушки. сбегали, чтобы снова вернуться к начальной точке.  между нами неподожженный фитиль и пролитая канистра керосина. нас бы давно запаковали в белые простыни и скинули в диспансер, но мы бегаем быстрее. мы выдыхали юность с запахом гашиша, а на утро закидывали выдохшееся темное пиво в порванный рюкзак.

    [ и снова без тебя я умру в этом городе. ]

ты говорил, что города могут убивать. что сеул режет твои руки вдоль, вырисовывая по венам карту метрополитена. ты хотел съебаться подальше, но держит только больная родственница. называешь ее своей ржавой_цепью. неблагодарный.
ты выплескиваешь всю свою ненависть и агрессию на случайных людей, ты не жалеешь никого, кроме той дворняги, которую иногда подкармливаешь костями со стола.

и ты никогда не ждал, что кто-то осмелится пожалеть тебя. и словно ловя твои мысли горьким воздухом, я задыхалась каждый раз, находя тебя в ебанной канаве без сознания. из всего, что между нами было ты запомнил только брошенное в последний раз:

    — иди нахуй, меня заебало доставать тебя из погребальной ямы.

джевон — образ мира пленочных кассет с изжёванной лентой, протертых джинсовых курток, которые осмелились выбросить. он олицетворяет собой весь крах девяностых и любительский кинематограф на малый зал с приглашёнными зрителями.
в его глазах нет блеска дешевых страз поп-дивы, в его голосе нет намёка ромкома. он вырос на словах любви эхом прокуренных подъездов, выедая шрамы на лёгких от чужих вздохов и тонких стрелок, окружающих никотиновых принцесс.
вбирая образ от классических фильмов, он ищет вторую личность психо, скрывающуюся под выбеленными масками окружающего театра.
он пьёт дешевую смесь, опираясь на холодный бетон, запачканный засохшей под мутными лучами ржавого солнца запеченной грязью.
джевон снимает свою киноленту с открытой концовкой.

Было решено прорекламировать открытие Дарвин-парка кровавым баттл-роялем — Дарвин-шоу — реализованным на тех площадках, которые вскоре станут доступны для посещения жителям Детройта. Подробнее о Парке можно прочитать по этой ссылке, после регистрации.

В этой акции представлены участники первого Дарвин-шоу, которые обязательно запомнятся как зрителям, так и спонсорам (а после своего феноменального участия в шоу получат рекламные контракты и любовь публики).

— Lee Seokmin seventeen — соулмейт, 25 y.o.

твой папаша тебя обожает, идеальный сын, примерный наследник. жёсткий, властный, амбициозный, и, в отличие от меня, не светишься с мужиками на публике в сомнительных местах, не лезешь во все существующие проблемы и не позоришь имя семьи. нет, ты другой, ты сдержанный на людях, свой внутренний потенциал ты не тратишь ни на кого, кроме себя. у тебя есть буквально всё, что ты можешь пожелать, но тебе ничего не нужно. ты принимаешь своё положение, ты с ним соглашаешься, но тебя тяготит то будущее, которое для тебя уже расписали родители. в тридцать ты женишься на красивой девушке из семьи друзей твоих родителей, в тридцать пять возглавишь семейный бизнес, а в пятьдесят, видимо, протянешь ноги. вместе со мной. романтично, скажи?

между нами всё слишком сложноподчинённо. я не переносил тебя во время учёбы в школе, но нас упорно ставили в пару для совместных проектов. я держался от тебя подальше, как ты и просил. ты же легко вписывался в любую школьную тусу, если у тебя вдруг появлялось желание потрепать мне нервы, легко поддерживал диалог, если тебе интересно. с другими ситуативно ты можешь быть добрым, но не со мной. ты никогда меня не касался, мы всегда были на расстоянии. ты этого хотел. до момента встречи на вечеринке общих знакомых мы не виделись несколько лет, я даже успел забыть, как ты выглядишь, но забыть, как ты раздражаешь меня, не смог. лучше бы тебя не было, лучше бы ты не возвращался в мою жизнь, но раз уж ты есть, то закрой рот и подойди ближе.

ты ещё хуже, чем я. ты не пьянеешь даже от нескольких стаканов крепкого, я пьянею просто смотря на тебя. когда ты вжимаешь меня резко спиной в стену кладовки, всё тело буквально выламывает от твоей злости даже сильнее, чем от осознания, что происходит. ты моя самая яркая болевая, моя точка невозврата. я не хочу быть твоим соулом, я хочу быть от тебя как можно дальше, а вот тебе, похоже, этот поворот сюжета даже нравится. тебе нравилось издеваться надо мной и наблюдать за реакцией ещё со школы. и если тогда, я мог послать тебя ко всем чертям, то сейчас без тебя мне буквально не жить.

временами мне кажется, что ты убьёшь меня однажды, и от этой мысли сердечко ебонькает сумасшедше и ноет в теле надсадно. с тобой я чувствую себя на грани эйфории и нервного срыва, не зная, что в твою голову придёт завтра. ты меня не обожаешь, игнорируешь на людях, делаешь вид, что не замечаешь. тебе нет резона меня скрывать, мир таков, что ты спокойно можешь брать меня за руку, обнимать, ведь я твоя карма, как и ты моя, но тебе это не интересно. мы катаемся на эмоциональных качелях, и почему-то мне это чертовски нравится. мельком ты обмолвился, что если узнаешь, что меня касается кто-то другой, он сдохнет. но мы с тобой не про любовь, правильно?

---

основное для нас общее я указал, в остальном не буду много расписывать, персонаж всё же твой, тебе им играть. пиши мне красивые постики хотя бы пару раз в неделю, и считай, что я твой. альсо, я открыт для любых вопросов по персонажу, кроме внешности.

She helps only good children

• • • ● ♠ ● • • •

—  Bae Joonyoung the boyz — дом; «мальчик без имени»; ребенок леса;

За городом, под клочковатым серым небом, шевелится лесистая гряда — будто штабель бревен под безжалостным, безмолвным диском пилорамы. В тени косматых гор шепот листьев вспарывает твое пение. Одинокий и лесом укрытый ты с не менее одинокой игрушкой наперевес. Этот отощалый солдатик из олова хранит все секреты точно тайный защитник снов. Ты не разжимаешь свою ладонь, волоча за собой вереницу воспоминаний, чужих ожиданий и хриплой досады твоих родителей  Все уходишь глубоко в чащу, в сырую полутьму, где за ветвистыми кронами громоздких ив паучьи  дома средь веток хранят твой запах.  Где-то там, в дюнах, под сенью крон и корабельных сосен; сквозь залежи сырой хвои — ты прячешь маленький клад под прогнившим пеньком. Тебе было семь лет, когда на костлявых руках впервые обрисовал ветер порезы; колючие сучки оставили мозоли; катетер — синяки. Твои глаза даже тогда напоминали Минхо глубокую затемь за которой билась душа — закаленная до остроты дамасской стали. Они всегда смотрели куда-то вдаль, с к в о з ь, прямо сейчас, точно в полночь наблюдая кончину солнца в трясине. [float=left][/float]
Ты стоишь тремя ступенями ниже, укрытый в приватной нише церкви, где твоя  безутешная мать отдает последние силы божьей воле. Крошечная алькова, где сосредоточен был весь твой мир последние несколько месяцев был переполнен запахом тлеющих спичек, лекарств и сырого, прогорклого горя. Минхо каждый раз смотрел на тебя через щель, куда просачивался единственный лучик живого света. Из под плотной ширмы он чувствовал этот травянистый запах горелых растений, где не меньше тухлой извести и влагоемкой мхи, чем душистой ромашки с кедром. Минхо наблюдал за тобой долго, пока тронутая плесенью патины икона над твоей кроватью не потемнела. Она висела над тобой как гильотина, образно или не очень отсчитывая секунды до того, как ты уснешь и не проснешься. Но ты будто бы смотрел с к в о з ь мелькающей в трех секундах перспективы споткнуться в вечность и слушал стук сосновой лапы, что бубном билась в окно во время ливня. Существовал где-то между испещренным стигмами потолком и подвалом, откуда вечно тянуло малярийной сыростью. Лежал и смотрел, как вдали величаво возвышалась крыша дома, в котором твой отец прямо сейчас морщинистой рукой скребет монеты на твой блестящий гроб. И слушал — слушал, как лес говорил с тобой и скребся ободранными кронами по стеклу. Минхо очень хотелось с тобой поговорить — спросить, ты совсем-совсем не боишься смерти?
На восьмой день дождливого августа ты исчез из своей кровати. Минхо заметил это первым — может быть в прорехах велюровых облаков ты оставил ему послание. Он [float=right][/float]первым понял, куда ты ушел — по твоим следам на мешковине; по мазкам травянистого запаха с горелой химией; по отдаленному, одинокому пению. Сквозь густоту лесных амсоний, на чьих извилистых листьях он собрал голыми щиколотками холодную росу. Минхо видит твою спину — в серой, глубоко помятой рубашке. Он даже не спрашивает, каким образом ты сумел встать на ноги, если их и чувствовать не должен. Твои глаза — черные, по ним н и ч е г о  не прочитаешь. Спустя столько времени безмолвной дружбы, в течение которой они встретились взглядами лишь один раз — сейчас, — Минхо наконец-то оказался рядом настолько близко, что смог спросить.

«ты ведь не настоящий, правда?»

Настоящее глушится тугим дымом самокрутки. Минхо сидит на плетеной лавочке и вертит в руках влажную еловую шишку. Под веками проносятся последние десять лет в приапатическом галопе. Средь темных впалых стигм на бронзовой древесине потолка застыл плотный дым, совершенно не вяжущийся с громыхающим ливнем за окном.  Ветхое стекло на осыпающейся краской раме дрожит из-за ветра, а Минхо лишь подстегает ее треснуть и разлететься периодическими бросками в мутную поверхность. Под руки идет все — скомканные листы тетради, зажигалка, часы наручные и откуда-то свалившийся гвоздики квадратной ковки. Ты сидишь в углу, спрятав ладони в складках своего необъятного худи. На твоих губах вечная улыбка — в тени длиннющих ресниц она выглядит жутко, как косое пятно в стиле бертоновских фильмов. В прюнелевым, бархатном мраке твои влажные глаза сияют так же непонятно — зияющая пустота, за которой лишь размытый образ силы avec des choses inouies. От тебя пахнет травами как и прежде — удивительно, но запах кедра будто бы въелся тебе под кожу и впитался глубоко в дерму.  Минхо думает, что в его жизни снова начался чертов ретроградный меркурий по косой траектории чужой системы — если он снова видит тебя, значит все плохо. Все, в с е  в тебе было чертовски странным. Неземным. Отец Минхо назвал бы тебя дитем Сатаны — по факту, ничего не скажешь, Минхо не смотрел твое свидетельство о рождении. Ты просто сгусток чего-то непонятного, чье имя Минхо узнал лишь здесь, спустя столько лет.  До этого — до восьмого августа 2006 года, ты был для него мальчиком без имени, чье чудесное выздоровление подняло статус пастора церкви, где ты провел долгое время «исцеляясь молитвой». Узнал он тебя просто — тебя невозможно не узнать. И ты почему-то откровенно говоришь с Минхо на любые темы, касаешься его щек ледяными руками и смеешься тепло, что дико контрастирует со всем вышеупомянутым. Тебя вообще не должно существовать. Тебя не должно быть в его жизни.

но ты есть.

и ты настоящий.

верно?

— ♠ —
— этот и вот этот вайб

— мать джейкоба потомственная ведьма — с самого детства варила кучу трав, отчего даже после переезда и ее смерти от джейкоба стойко пахнет лесом; кедром и этим типичным смолистым запахом только что срубленной коры или дерева.

— все детство джейкоб сильно болел. но знаешь историю сфинкса из дома в котором? помнишь это чудесное исцеление? вот то же самое произошло и с джейкобом. 

— минхо знает его лишь косвенно, так как он сын пастора, у которого джейкоб лечился. за все время они так и ни раз не поговорили о чем-то конкретном, но зато успели вдоволь помолчать. к слову, минхо был уверен, что джейкоб немой, так как за те короткие встречи в лесу, где они играли, он не проронил ни слова.

— после выздоровления джейкоб исчез даже не представившись, и минхо так и запомнил его как «мальчика без имени». спустя много лет, уже в сеуле он встречает его снова и лишь потом узнает, что зовут его — бэ джунен. 

— и да, его не существует.
— • —
› ! предупреждаю сразу, что я дикий тормоз и очень медленный в плане постов. более того, с джейкобом я планирую играть исключительно ради атмосферы, так что с динамикой обращайся не ко мне тт
› ! я вообще не ебу кем надо быть, чтобы буквально согласиться играть чью-то шизу, но я сделал заявку, да. и в моем этом сценарии джейкоба вообще не существует, да. это делает игру для тебя, как для игрока, ужасно сложной, так как тебе кроме меня надо еще с кем-то играть. НО! на этом идея не кончается, и если ты сошел с ума и тебя заинтересовала эта дикая дичь, то ты можешь подарить джейкобу тело и наградить его потрясающим сюжетом.

› перечитай первые два пункта еще раз, пожалуйста тт

› без твинов, прошу. джейкоб заслуживает быть основной ролью.

› его характер и мотивация полностью на тебе. ограничу лишь тем, что джейкоб очень спокойный, мудрый и максимально отрешенный от мира. не знаю какими эпитетами еще описать его натуру, но вот вспомни заезженные образы ангелов хранителей, примерно ? почти  ? похоже. (не ограничиваю тебя, да…)

› нюансов по сюжету очень много, так что, если ты готов, милости прошу в мое лс. в 27 по сюжету минхо прыгает с моста, и это тот эпизод, где роль джейкоба очень важна.

› перед игрой обязателен обмен постов. мало ли, вдруг тебе не понравится, как я играю.

› тебе не показалось, и это действительно косой закос на кладбище домашних животных. возьми самое лучшее из двух фильмов и книги — дети в лесу, тьма среди деревьев, тропинка, куда не попадает свет и немой ребенок, который вообще-то должен быть мертв.