— Сегодня мы с Флетчером...
Ой. Я без Флетчера.

Всё начало сентября на шестом курсе Мирон ходил мрачнее тучи, несмотря на то, что жизнь стала в разы проще в моменте, ведь из его расписания разом пропали трансфигурация, зелья, защита от темных искусств, астрономия и прочая скучная поебота, по которой он не смог нагрести проходного балла для продолжения занятий.

Его откровенно все бесили.

Бесили преподы, особенно деканша, которая вся такая из себя сделала ебальник куриной жопой и выдала за завтраком второго сентября: "Я ожидала от вас лучших результатов, мистер Вогтейл!". Ну нагрубил он ей в ответ немного и схватил за это штрафные баллы, но а хули она ехидничает, когда и без неё было тошно? К тому же, не ей ли на профориентировании на пятом курсе Мирон заливал трясогузкой о том, что хочет стать рокзвездой и вертел он на не_волшебной палочке все эти теории магий и сложносоставные зелья? Тому, кто может превратить ноты в гребаное произведения искусства совершенно ни к чему размениваться на пустяки и превращать пуговицы в жуков.

Бесили одноклассники, особенно те уебки, которые подходили и спрашивали Мирона, где Флетчер. Он им, блять, что, секретарь этого Флетчера, доверенное лицо ирландской жопы? Съебался их Флетчер делать бабки и оставил Мирона тухнуть тут — вот где Флетчер, рожа предательская. После того, как Мирон шмальнул прямо и точно в пятую точку одному такому вопрошающему фурункулюсом и тот два дня не мог сидеть, несмотря на старания медсестры, дебильные вопросы испарились сами собой.

Бесили Мирона даже его почитательницы, которые в его непривычной задумчивости и молчаливости, а так же в том, что он прекратил посещать заседания школьного хора, увидели некую странную романтику. Ну, ебанашки. Но что с них взять?

Словом, не происходило почти ничего хорошего, пока однажды, за завтраком, Мирон вдруг не получил весточку с воли. Какая-то угашенная, пропахшая мандрагоровым дымом сова сперва насрала ему в тыквенный сок, знаменуя благую весть, а потом грохнулась на колени, протягивая лапу с конвертом. В конверте было письмо от одного приятеля Мироша с Лютного, который вдруг вспомнил, что Мирон как-то проставился за него, и решил вернуть должок — но не деньгами, а билетами на охуенный маггловский фестиваль, на который сам не мог попасть по причине, что его теперь разыскивал Скотленд-Ярд.

"Ну спасибо тебе, братка!" — накарябал Мирон наскоро ответ прямо во время завтрака, привязал письмо обработано к лапе шизанутой совы,  сунул ей куриный окорочок в клюв на дорожку и, на зло всем квиддичистам, отправил её в полет.

Билета было два — один Мирону, второй Флетчеру, но Флетчер рыжий ирландский предатель. Всю пару по заклинаниям Мирон, вместо того, чтобы практиковать умиротворяющие чары, изучал своих одноклассников, а на перемене прошептал Хитченс, на которую и пал его выбор, как на флетчерозаменителя (только лучше, ибо не предательница), что ждёт её после обеда на поле для квиддича. То, что у нее там могли быть какие то занятия, его не особо волновало — такой шанс упускать ей было нельзя.

Явился Мирон с опозданием, ибо на обед он заявился с дорожной сумкой и пихал в неё пироги и печенья, а это заметила МакГоногалл и ему пришлось перед ней оправдываться. Сумку с припасами отстоять не удалось, однако смыться все же получилось, и вот уже, с метлой в обнимку, Мирон шагал к условленному с Хитченс месту.

— Эта МакГо меня уже заебала, — говорит он подруге вместо приветствия, безралично глядя, как она пишет матерное слово на деревяшке. — Доебалась до меня в главном зале, мол, нельзя с собой жратву в таких масштабах таскать. Вот скажи мне, ей че, жалко? У меня, может, голодное детство. Ладно, похуй. Дай прикурить.

Сделав затяжку и выпустив дым, Мирон, без лишних предисловий, деловито поправил свою маггловскую косуху, в которую нарядился сразу после скандала с деканом, смахнул с рваных джинсов грязь и запрыгнул на метлу. Со всеми этими приебками он забыл, что не обрисовал Хитченс саму суть авантюры — в голове Вогтейла все уже гремело панк-роком.

— Ты готова? Ну полетели!