- А!.. Элизабет, тебе следует сегодня надеть то платье с золотым кружевом, которое я выписал из Лондона, оно чудесно оттенит твои глаза, – Уизерби Суонн весь день был в крайне приподнятом настроении и, сообразив, что слуги разберутся со своими обязанностями без его прямого вмешательства (в буквальном смысле), отправился на поиски дочери, выяснить, как она готовится к вечернему мероприятию. Элизабет, находящаяся в своей комнате, могла в ответ лишь довольно нечленораздельно мычать, выказывая своё полное одобрение словам батюшки, потому что именно в этот момент служанки в четыре руки довольно ловко засовывали её в жёсткий корсет из китового уса.
Элизабет сама была не самых пышных форм (на что ей частенько пеняли местные кумушки, неизменно добавляя, что она наверняка чем-нибудь больна), но с модой на осиную талию, вихрем пронесшемуся по Европе, ничего не поделаешь – приходилось терпеть эти пытки. Элизабет мрачно подумала о том, что вечером, сняв корсет, она опять обнаружит кучу синяков и, скорее всего, опять полночи не сможет заснуть из-за них. На какие только жертвы не пойдёшь, чтобы выглядеть привлекательно!
Элизабет Суонн знала, что она хорошенькая, и даже очень. Не смотря на хрупкость телосложения и некоторые не слишком существенные недостатки, которая каждая молодая девушка может с легкостью в себе отыскать, она всё равно выгодно отличалась от многих девушек здесь. Пожалуй, в Лондоне ей было не потягаться с местными красавицами... но Порт-Ройал был на красавиц крайне скуден, и Элизабет заслуживала звание первой из них, и не только по тому, что она дочь губернатора. Девушка бросила осторожный взгляд в зеркало, любуясь своими каштановыми локонами, вздернутым маленьким и милым носиком, пухлыми губами и немного смугловатой кожей – как ни старайся и не прячься от солнца под шляпками и зонтами, но солнце на Карибах слишком настойчивое, чтобы избежать его обжигающих лучей. Элизабет иногда покатывалась со смеху, представляя себе, в какой ужас пришли бы чопорные дамы в Лондоне, если бы увидели веснушки на её лице. Наверное, она бы потратила кучу времени на то, чтобы от них избавиться - но здесь, в колонии, всё было куда как проще. И Элизабет нравилась самой себе, не смотря ни на что.
Ну а главное то, что она нравилась мужчинам. Делая вид, что не замечает этого, девушка тем не менее частенько ловила на себе... взгляды, и точно знала, что может этим пользоваться когда захочет. Допустим, отец итак души не чаял в своей "маленькой девочке" (Элизабет уже давно не считала себя таковой) и она могла вить из него веревки как угодно, но и остальные с трудом могли устоять перед напором искренних карих глаз и улыбки. Мир принадлежит мужчинам? Что ж, возможно. Но также он принадлежит и женщинам, которые могут этими мужчинами управлять. Элизабет было всего семнадцать и она только осознавала силу своей привлекательности, порой действовала интуитивно и по наитию, ведь у неё не было матери, которая смогла бы её всему научить... однако, судя по всему, у неё уже получалось совсем неплохо.
- Ты знаешь, Элизабет, сегодня на ужине будет капитан Норрингтон, – как бы невзначай бросил Уизерби, выдергивая её из собственных мыслей, и девушка мысленно застонала, добавив про себя: "Ну конечно, знаю, ради него ты всё это и затеял!", однако вслух пробормотала лишь нечто одобрительное. - Да... не знаю, когда теперь мы ещё увидим нашего дорогого капитана, – губернатор расхаживал по комнате, явно не нуждаясь в качественном собеседнике. Иногда Элизабет казалось, что он любит Джеймса даже больше чем неё (а это было совершенно невозможно!), и вместе с детской ревностью недоумевала – в чём же причина. Очевидно, отец всегда хотел сына, но её мать умерла слишком рано... но ведь не только в этом дело? Также Элизабет прекрасно знала, что отец был бы счастлив, если бы она вышла замуж за Норрингтона. И, пусть слова ещё не прозвучали, она обдумывала эту возможность. Ведь ей было уже семнадцать и мысли о замужестве посещали её куда чаще, чем хотелось бы.
Элизабет вздохнула... в корсете это было довольно затруднительно. И почему нельзя обходиться без него? Ну конечно, потому что её сочтут простолюдинкой, не достойной находится в высшем обществе. Иногда весь этот фарс здорово утомлял её. Да, ей нравилось блистать на скромных приёмах колониального общества, но в то же время... порой она чувствовала, что ей здесь совсем не место. А где? Элизабет не знала. Только изредка доставала из потайного ящичка трюмо тот самый медальон – тайком, по ночам, чтобы служанки не заметили, и задумчиво разглядывала его в неровном отблеске свечи. Этот медальон пробуждал в ней какие-то незнакомые мысли и чувства, которые она сама не могла понять, но которые манили её своей необъяснимостью, тайной... Она обожала тайны. Она была без ума от тех редких рассказов, которые могли поведать гости в их доме – обычно моряки и путешественники. О далеких странах, различных диковинках.. о пиратах. Обычно Элизабет слушала их затаив дыхание, ей было интересно всё, вплоть до устройства корабля.
Может быть, если бы вечно строгий, застёгнутый на все пуговицы, скучный Джеймс Норрингтон хоть раз рассказал бы ей что-нибудь подобное, то она бы взглянула на него совсем другими глазами, с досадой подумалось Элизабет. Но ничего, кроме очень правильных, но таких занудных слов о том, что всех пиратов надо немедленно перевешать, она от него не слышала и быстро теряла всякий интерес к разговору.
- Не беспокойся, отец, я сделаю всё как нужно, – внезапно повеселев, прервала поток мыслей Уизерби Элизабет, подходя и обнимая его. Губернатор явно растрогался неожиданной лаской и поспешил поскорее ретироваться, сообразив, что до начала ужина Элизабет захочется побыть одной. А ей хотелось... девушка подошла к окну, щурясь на как обычно яркое карибское солнце. Вдалеке плескалось море... Иногда ей так хотелось оказаться там! Она хорошо помнила их путешествие из Лондона в Порт-Ройал – тогда им лишь чудом довелось не встретиться с пиратами... но ещё она помнила привкус соленого морского воздуха, шелест волн об обшивку корабля... почему-то именно там она впервые почувствовала себя на своем месте – а не на балу, где она, не смотря на все старания, всё равно умудрялась сделать что-нибудь некстати.
Чутким слухом девушка уловила, что гостиная внизу наполняется шумом – а это значит, что гости прибыли, и ей тоже не помешало бы спуститься. Элизабет ещё раз вздохнула, бросив последний взгляд на море и произнеся одними губами "не беспокойся, я вернусь". Ей предстоял очередной нуднейший вечер в компании очень важных, но зачастую очень пожилых и скучных людей, которым придётся улыбаться и слушать их занудные росказни. Но что поделать? Не всем дано выбирать.
Бросив последний взгляд в зеркало на свои идеально уложенные локоны, Элизабет с достоинством выплыла из своей комнаты. Спускаясь по лестнице на первый этаж, девушка чувствовала как приковывает к себе все взгляды собравшихся, и какими бы скучными или неприятными эти люди ей не казались, но её гордыня была вполне удовлетворена. Это было приятно, здесь она чувствовала себя почти королевой. Возможно, в каком-то смысле она и была. Очутившись внизу, Элизабет взяла отца под руку и проследовала за ним к гостям, высокомерно разглядывая лица собравшихся. Что ж, общество Порт-Ройала обычно не блистало новизной – все эти люди были ей давным-давно знакомы и надоели до зубного скрежета, однако ей следовало быть по крайней мере вежливой. Наткнувшись взглядом на Норрингтона, Элизабет едва заметно улыбнулась ему. Как бы она ни досадовала на него в своих мыслях, а найти среди этих стариков знакомое и даже в каком-то смысле близкое лицо было неожиданно приятно. Ведь она знала его с детства... Да, пожалуй, его можно было бы назвать старым другом.
Они направились к столу, и мысли Элизабет тут же переключились на что-то другое. Разговоры за столом были ужасно скучными, и в какой-то момент девушка почувствовала дурноту – это было и неудивительно, учитывая то, с каким энтузиазмом служанки затягивали на ней корсет. И как остальным дамам удавалось чувствовать себя неплохо в этом орудии для пыток? Постаравшись быть как можно незаметней, Элизабет, улучив момент, выскользнула в сад. Прохладный, но влажный вечерний воздух наполнил её легкие и девушка, прикрыв глаза, подставила лицо освежающему ветерку.