Получить приглашение на праздник жизни элиты и высших эшелонов власти для Свечникова стоило пусть и не титанических, но все же усилий. Дернув за несколько ниточек, припомнив старые заслуги и титул князя он получил, что хотел. До Священной Дружины стали доходить слухи о том, что назревает что-то серьезное, если не колоссальное, в скрытом от людского глаза мире вампиров. Свечников, разумеется, не мог остаться в стороне, но обстоятельства сыграли с ним злую шутку и теперь посетить Нью-Йорк карта выпала Алине.
Вампирша с энтузиазмом восприняла будущую поездку и путешествие за океан. Озорной блеск тут же появился в Алининых глазах и Свечников с Руневским переглянувшись практически в один голос заявили, что действовать нужно аккуратно и без самодеятельности, так как они не знают точно, кого именно Алина может там встретить.
- Хорошо, хорошо, честное анархистское, я буду держать себя в руках, - девушка улыбнулась и посмотрела на Руневского, - А что ты не поедешь со мной, Саша?- получив отрицательный ответ девушка лишь грустно вздохнула. Последний раз в Новом Свете они с мужем были в начале нулевых. Решили на недельку-другую сбежать чуть ли не на край света и побыть вдвоем там, где никто их не знает и риск встретить знакомое лицо был сведен к минимуму.
Спустя несколько дней Алина сидела в кабинете Свечникова и словно губка впитывала новые сведения, которые успел раздобыть князь перед поездкой. Итак, им доподлинно не известно, кто явиться и будут ли там вампиры вообще. Подобные мероприятия приманивали кровососов всех мастей и рангов, словно пламя мотыльков, но сказать наверняка было сложно.
"Вдруг там Юсупов объявится" - мелькает мысль на краешке сознания Алины, девушка не слышала о нем уже несколько лет.
В любом случае сейчас девушка подготовлена к таким мероприятиям. И дело тут не только в получении приглашения или выборе наряда.
Среди богачей, политиков, выпускников лучших университетов, сильных мира сего и вампиров старше сотни нужно уметь вести себя подобающе.
От той юной и незрелой девчушки не знающей этикета и не умевшей танцевать даже вальс, которой была когда-то Алина, и следа не осталось.
"Поживите сотню лет с графом и не такому обучитесь" - всегда парировала девушка, когда кто-то делал комплименты ее успехам.
А она делала их регулярно. Языки, этикет, танцы, литература, философия, точные науки - за все это она хваталась и окуналась без устали. Алина со своей живостью характера, пылкостью, непосредственностью и пытливостью ребенка постигала и осваивала новые возможности, которые открыл для нее мир.
"Я должна ему соответсвовать"
"Я хочу чтобы ты мной гордился". Алина не была глупой и прекрасно понимала, что теперь в статусе графини Руневской придется изменить жизненный уклад и поработать над собой. Благо теперь у нее была для этого целая вечность. При выходе в свет и в Дружине возникала молодая, уверенная в себе женщина с собственными суждениями, которая не боится быть собой и не стыдится пробелов в культуре или образованности, а устраняет их быстро и ловко.
За спиной многие в Дружине шептали: "грязнокровка", считая, что подобная шпилька сможет хоть сколько-нибудь задеть Алину, но она лишь усмехалась и крепче сжимала Сашину руку.
Руневский подарил ей шанс на новую жизнь, показал, что не так уж страшна участь вампира и сколько пользы и удовольствий из нее можно извлечь. Для него она осталась все той же хрупкой, запутавшейся, опальной, резкой и смелой девочкой, не желающей становиться монстром, какой он ее встретил. Алина сохранила это и показывала лишь для него одного.

***

Десятки голосов слились в какофонию звуков, оттеняющую музыкальную мелодию очередного танца. Пары кружились по паркету в легком танце. Те, кто не желали танцевать с бокалами в руках обосновались у стен и беседовали.
Переодически смех кого-то из гостей заглушал шепот и резал ухо, нарушая мелодичность возникшей вокруг гармонии праздника. Роскошь зала поразила бы до глубины души тех, кто был не привычен к подобным зрелищам.
Алина кружилась в танце с очередным партнером и зорко высматривала среди гостей других вампиров. Ее партнер был человеком. Какая жалость, а ведь можно было бы извлечь из этого больше пользы. Ну что ей этот медиамагнат из Бельгии может интересного сообщить?
Но Алина никак не выдала своей незаинтересованности. Краем глаза она заметила несколько мужчин, стоящих возле лестницы и беседовавших о чем-то. Музыка и голоса гостей никак не давали сосредоточиться на незнакомцах и на том, о чем они говорят. Они несколько раз бросили взгляд в сторону танцующей с магнатом Алины и больше не смотрели в их сторону.
"Тоже вампиры?" - догадка вполне логичная, учитывая как они выглядели. Статные, красивые, с выправкой, до которой даже военным далеко, от них веяло аристократизмом, тем самым, старинным, практически канувшим в лету и не передавшимся современным поколениям и еще что-то.
Харизма. Очарование.То, что присуще практически всем кровососам. 
При очередном пересечении зала Алина пытается найти их взглядом, но теряет из виду. Она раздосадовано выдыхает и через несколько секунд мелодия танца смолкает. Неужели. Девушка решает сменить тактику и переместится к беседующим, раз с партнерами по танцам так не везет в этот вечер.
Она проходит мимо лестницы и ее внимание привлекает дверь на террасу. Алина хватает бокал вина у проходящего мимо официанта и скрывается за дверью. Вид на ночной Нью-Йорк отсюда открывался прекрасный. Неоновые огни ночного города мелькали казалось бы близко, а ночной ветерок ласкал обнаженные плечи девушки. Алина стуча каблуками подошла к краю и оперлась на перила.
Сделала глоток вина, а рука сама полезла в небольшой клатч и выудила оттуда портсигар. Пальцы ловко щелкнули зажигалкой, девушка подкурила сигарету и смотрела прямо перед собой.
Острый вампирский слух уловил легкий шорох за спиной и Алина обернулась.
- Эй, кто здесь? - голос звучит спокойно и девушка готова к тому, что источник шума может оказаться не совсем человеком.

дом призраков прошлого, восковых воспоминаний, плавящихся под жаром скорби о потерянной подруге. словно отражение былых времен, искривленное, деформированное. воспоминания старые навевая, расковыривая рану в душе солью ее посыпая щедро.
представляет, как кто-то роется в вещах, оставленных в доме, в поисках наживы. но нет ничего, все ящики пусты, все шкафы встроенные лишь паутиной покрыты, дверцы скрипящие с петлями заржавевшими. только призраков древних, цепями гремящих, могли не забрать с собой.
в тишине ночи мрак щупальцами своими дом опоясывает. в доме брошенном ни шороха, ни звука не доносится. лишь слышится голос угрожающий эхом отражающийся от стен голых. силуэт темный, только на руки свет попадает лунный еле освещая, лишь четче силуэты. видит, как наводят на нее что-то на арбалет похожее.
охотники. значит лиам был прав? но что им здесь надо. дом пустой. оружейная перенесена давно, еще до убийства эллисон, так аккуратно прикрытого. никаких флешек с бестиарием тоже остаться не могло – одна у них, копия у арджента, да и книжная версия тоже.
в доме больше шумов не слышно, в гробовой тишине, никого больше нет. но нет в этом и смысла – искать кого-то, потому что лидия слышит как курок спускается и в нее летит что-то на стрелу похожее. со свистом, как в замедленной съемке. но приближения не видит, глаза зажмурила, в ожидании. не шелохнуться, не двинуться. каждый нерв на взводе, все тело напряжено, как струна натянутая.
иногда бывает, когда каждая клеточка напряжена от одного только ожидания. тело ждет, когда боль причинят и даже самое нежное прикосновение сродни прикосновения раскаленной кочерги о голую кожу.
чувствует, как прямо в голову попадает что-то. только вскрикнула, даже волну звуковую не пустив. «стрела» с глухим стуком падает на пол. рукой касается лба, куда удар пришелся. даже ни одной царапинки нет. в момент ее отпускает, расслабляется, ноги ватными становятся. назад пятится, но тут же падать начинает, запнувшись на ровном месте.
кто-то подхватывает ее – она не упала, не совсем. чувствует, как ее опускают на пол, полулежа, слышит голос знакомый, ее тряхнули и глаза распахиваются в панике.
в темноте мертвого дома лунный свет, пробивающийся через окна не зашторенные, освещает девушку, которая придерживает ее. в белом слабом свете она видит знакомые черты бледного лица, копну темных волос, нависающих над ее лицом, да глаза, такие же темные, внимательно смотрящие на нее. с беспокойством? с волнением?
эллисон? что происходит? я ударилась? думает, что говорит, но ни слова не проронила. может без сознания она, таки ударилась, может видение это… или все же стрела оказалась стрелой?
умирающих она видеть должна, тех кому недолго осталось, от болезни ли от пули. но видения призраков умерших давно - не видела она еще таких. рука сама тянется к ее лицу пока лидия разглядывает с удивлением подругу мертвую. но она не проходит сквозь существо бестелесное – касается щеки теплой, мягкой.
это не видение! создание из кожи и плоти.
и банши в сознании! не падал в обморок.
— не призрак? — она в растерянности, но точно знает, что нужно подальше убраться, хотя бы пару метров чтоб между ними было.
лидия отталкивает ее от себя, и девушка тоже оказывается на полу. банши пятится назад, цепляется руками за деревянные полы и путающимися ногами себя отталкивает. «…может принять внешность потерянных душ, привязанных к нему…» проносятся в голове голос стайлза. валок, психиатр, сам заключенный в доме айкена, рассказал ему про существо из соседней камеры принявшего образ донавана ( так же в бою убитого ) а лидия выпытала из него эту информацию, чтоб вписать в бестиарий. слоа. орда, толпа… ирландское существо, как и она сама, наверное.
что сказать не знает, рот только открывается в немом удивлении, как у рыбки золотой. кричать – привычно, но чтоб голос потерять от шока ли? не было еще такого. лидия настороженно косится на образ подруги, продолжая пятиться сидя на полу.

она на похоронах была, видела как гроб в яму опускают, землей засыпая. они все горстку земли туда кинули ( вечером дома из под ногтей чернь выковыривала усердно, слезами заливая ) была там и когда земля осела и цветы завяли. целую охапку выкинула, новый свежий букет фрезий, гвоздик и незабудок положила. молодость и доверие. смелость. именно это символизировала элисон для нее. та, кому она доверяла больше чем себе, та, кто останется вечно юной, безвременно почившей в разгаре битвы. бикон хиллс всех женщин арджентов забрал, поглотил словно монстр. два надгробия рядом стоят. имена курсивом вырезаны на граните могильном – дочь и мать навечно оставшиеся в городе маяке, городе призраков и недосказанности. чаще приходить было слишком горько. смертью место окропленное.

— кто… — наконец голос обретает, откашлявшись, приобретает уверенность, — кто ты?
рука пол ощупывает, в поисках хоть чего-то, что забыли в доме, что можно использовать как оружие. на что-то натыкается, озадаченно смотрит – цветной пластик с усохшей резиновой присоской на конце – игрушечная стрела? что она здесь делает? проходит секунда пока ее мысли догоняют ощущения. наверное этим ей попали в голову.
— что это за чертовщина? — лидия резко встала и отошла в дальний угол комнаты, ближе к выходу.

- Я возвращаюсь и нахожу тебя на этом же месте, — Лив слегка прищуривается, невежливо тыкая в развалившегося около костра Локи пальцем. Она уже успела уяснить, что рыжего нельзя оставлять без присмотра, но желание смыть с себя долгую дорогу и встречу с парочкой не очень приветливых обитателей окраины Асгарда пересиливало здравый смысл. Улль сказал, что как раз неподалеку от места их привала располагается небольшое озеро, и свежеиспеченная валькирия просто никак не могла это проигнорировать. О купели в обители Ванадис оставалось только мечтать, но даже такой возможностью она не могла пренебрегать. Да и постирать одолженную у богини одежду не помешало бы. Кто знает, когда еще предоставится такая возможность.

— Локи, я серьезно, — для пущей убедительности девушка упирает руки в бока и слегка склоняет голову к плечу, смотря на плута без тени улыбки, сведя брови к переносице, — я быстро, не скучай, — на всякий случай смерив бога огня предупреждающим взглядом, Лив подхватывает с земли свою сумку, — и во имя всех богов, не найди себе... приключений... по крайней мере, пока меня нет, — после чего скрывается в тени деревьев, четко следуя указаниям лучника, не отказывая себе в удовольствии вдохнуть полной грудью опьяняющий лесной воздух. Пожалуй, она впервые оказывается наедине с самой собой с момента попадания в тело Локи пару недель назад. Или сколько там прошло, несколько дней? месяц? Время в Асгарде ставило её в тупик. Сориентироваться, сколько на самом деле прошло времени в новом мире было тяжело. Но на удивление, адаптировалась девушка быстро, словно была рождена для такой жизни. Быть постоянно начеку, сжимать в руке рукоять меча, неустанно скользить взглядом по окрестностям, ожидая быстрой атаки — ее тело буквально только и ждало команды атаковать, действовало автоматически, когда того требовала ситуация. Она даже не находила в себе сил удивляться или пугаться тому, с чем ей приходилось сталкиваться.

Они остановились на очередной привал на крайне уютной, если можно так сказать, опушке, вдали от основной дороги, потому что припасы подходили к концу. После недолгих споров было решено, что в город отправятся Сагр и Лиод, используя при этом разные дороги, чтобы не вызывать подозрений. Улль должен был разведать ближайший путь, а также раздобыть немного дичи, чтобы пополнить их запасы. В итоге, присматривать за Локи осталась Лив, которая по единогласному мнению считалась единственной, кто мог хоть как-то повлиять на рыжеволосого. К своей чести, блондинка умудрилась не покраснеть и даже не подавиться водой, выдавая себя с потрохами, после того, как Сагр озвучил эту мысль. Она лишь кашлянула и кивнула, махнув рукой, мол "да, без проблем, я справлюсь", пытаясь скрыть тот факт, что оставаться наедине с рыжеволосым плутом было выше ее сил. После того поцелуя, они так нормально и не поговорили, а Лив не знала, что ей думать. Отчасти поэтому, стоило их спутникам скрыться с глаз, также поспешила найти себе занятие максимально отдаленное от бога огня.

Улль не солгал, буквально через сотню шагов, может быть чуть больше, Лив вышла к берегу озерца, которое на самом деле тянуло максимум на звание большого пруда. Скинув на землю свою сумку, девушка с наслаждением потянулась, после несколько нервно оглядываясь и прислушиваясь. Они остановились на привал не так далеко от озерца, поэтому Лив рассчитывала, что услышит, если Локи ввяжется в очередную авантюру. Валькирия не могла не замечать изменений в своем теле, которые происходили с ней, чем дольше она находилась в Асгарде — она неоспоримо стала сильнее и выносливее, ее зрение теперь было еще более острым, как и слух вкупе с рефлексами и прежде тренированного тела. Выдохнув, начинает раздеваться, решив в первую очередь застирать пятна крови на одолженном платье. Пожалуй, стоило все же позволить Локи наколдовать ей новую одежду, но прошлый опыт остановил девушку, не позволив плуту поиграть с ней в очередной раз.

Оставшись в просторной рубахе, подходит к берегу, начиная стирать уже свое платье. Лив очень сильно сомневалась, что Ванадис примет обратно предмет гардероба, учитывая, как они расстались. Валькирия не собиралась обижать богиню или проявлять неуважение к ее гостеприимству, но не понимала, почему та отреагировала настолько эмоционально. Ничего такого они с Локи не сделали. Фыркнув и мысленно закатив глаза при воспоминании о реакции Ванадис, Лив осторожно сделала шаг вперед, погружаясь в озеро. Вода была приятно прохладной, но даже это не могло бы остановить девушку, смыть с себя кровь хотелось до чесотки. Сделав глубокий вдох, она погружается полностью под воду, путаясь пальцами в своих волосах, после выныривая...

Но не успевает она сделать нормальный вдох или еще как-то отреагировать, как сверху на нее падает.. кто-то. Ругательства захлебываются в горле валькирии, которая против воли щедро хлебнула воды из озера, пытаясь оттолкнуть от себя свалившегося буквально ей на голову мужчину. Валькирия хмурится, скрещивает руки на груди, осознавая, что намокшая нижняя рубашка просвечивает, демонстрируя незнакомцу буквально все. Через несколько неловких мгновений, Лив выбирается на берег, не сводя взгляда с появившегося мужчины. Все ее естество требует призвать меч, но тем не менее, девушка этого не делает, не ощущая прямой угрозы для себя.

— Ты кто? — выпаливает валькирия, делая осторожный шаг назад, — Так, стоп, что сработало? — девушка невольно прищуривается, предполагая, что один хорошо знакомый ей бог все же решил подшутить над ней, — Спасибо, конечно, но кто ты? — она осторожно осматривается, ожидая увидеть среди стволов деревьев яркий всполох огненного оттенка. Ему ведь надо быть рядом, чтобы иллюзию поддерживать, верно?

— Локи, мне не смешно! — громко вскрикивает, ожидая в первую очередь шутки от того, кто не покидает ее мысли, предполагая, что он мог проследить за ней.

поделимся таким интимом в личке

тишина . . .

тягучая, удушающая, лапы свои костлявые тянущая к душам заблудшим, когтями на шеях их смыкается и - прощальный крик разносится по обители владыки мертвых, эхом отражаясь от стен обсидиановых, и тонет в безмолвных водах стикс.

но мелиноя слышит ( не затихающий гомон в голове ), их всех, неупокоенных, недостойных ни полей асфоделей, ни элизиума, ни кануть в лету и обреченных ( приговорённых ) на вечное скитание по миру земному, ведь двери, ведущие в царство аидово, для них закрыты. навсегда.

    ( а мелиноя медленно сходит с ума )

аид предупреждал, что земли смертных таят опасность для нас, монстров, согнанных под землю, древних и обозлившихся - по чьим венам течёт яд змеиный, а сердца давно окутал прогорклый туман. для тех, кому не возносят молитвы и не строят храмы, но чтят, потому что боятся. но правда что? и потому ли мы - монстры, что вне милости у зевса и венценосных?

слухами земля полнится, только вот отцовские слова мелиноя помнит и беспокоится за брата, ослушавшегося его и покинувшего подземное царство…

мечется призрак, места себе не находит. мыслями гонимая на брег песчаный, угольно-чёрный, ( как те надежды, сны и несбывшиеся мечты, что покоятся на дне реки забвения ), изо дня в день мелиноя приходит сюда, тенью скользит меж скал острых, наблюдая за тем, как харон доставляет души умерших в мир иной ( до неё доносится и отдаленный лай цербера, что охраеяет врата в подземный мир ) и как после его одинокая сгорбленная фигура удаляется прочь. и все чего-то ждёт она…

она была против ( обида цепями сковала сердце ), и слушать не хотела загрея, пресекая зарождающиеся надежды его о матери на корню. и даже, когда на руках своих она держала его почти бездыханное обмякшее тело и молила его остановиться, он был глух. ослеплённый ( одержимый ) одной идеей.
— не гневи отца и силы свои понапрасну не трать!

но тот мир не принимал его, отторгал, возвращая тело брата в аид. только в этот раз все обстояло иначе. в царстве, где балом вечно правила ночь, время текло иначе, так медленно, что иногда казалось, что оно течёт назад. но дни шли - песочные часы отмеряли последние песчинки, знаменующие завершение сегодняшнего дня, а загрей так и не вернулся.

что или кто его там удерживает?

ветер развевал ее тонкий полупрозрачный хитон, когда мелиноя, потеряв всякую надежду, удалялась прочь, во дворец из чёрного камня, над которым уже сгущались тучи. но что-то, словно невидимая сила, заставила ее остановиться, прислушаться - совсем тихие, неуловимые для смертных ушей, шлепки весла о гладь водную, а после и тусклый свет фонаря перевозчика душ разрезал тьму загробную. окружив себя покровом теней, она подобралась поближе к пристани и стала ждать, только вот когда знакомая фигура ступила на берег, и в человеке, на чьё лицо на миг упал луч света, она узнала брата - и незачем больше было прятаться.

— загрей, - призраком паря над землей, она бросилась к брату, и искаженные формы стали приобретать очертания человеческого тела. взяв его лицо в свои ладони, она медленно скользила руками по его шее, плечам и рукам - нет ли нигде ран и ушибов - она прильнула к нему всем телом. живой. вернулся . . .

и также резко отстранилась, изменившись в лице:
— ты обещал мне, что тот раз был последним, - испуганным голосом, срывающимся на плач, кричала ( сотрясая стены ) она. ты солгал! в тот день я пришла к тебе в спальню и, не обнаружив тебя там, все поняла.

хоть она и покинула своё тайное убежище, но все равно старалась держаться в тени, скрывая от посторонних глаз ту часть своего лица, что была черна как смоль и уродлива как сама смерть ( и вспышки воспоминаний болью отдавались в памяти ), и даже длинные пряди волос не могли скрыть всего ужаса. — мне чудился лязг ножниц и как в последний раз дрогнула чья-то туго-натянутая нить…, - не закончив, мелиноя обратила свой взор на ту, что стояла позади брата; ту, кому он подал руку, спускаясь на землю; ту, ради которой он готов был пожертвовать собой и своей жизнью.

комом в горле застряли нужные слова - „ мама ” - вслух которые произнести она не могла ( не хотела ), ведь может ли зваться так та, что отреклась от своих детей сразу после их рождения? вскормленная обидой и злостью и воспитанная совершенно другой женщиной, мелиное было нестерпимо больно смотреть ей в глаза.

— персефона, - голову склонив в приветственном поклоне, она продолжила. вы и, правда, так прекрасны, как и говорят. разве только…, - помолчав немного, она улыбнулась одними лишь уголками губ, и продолжила. я вижу, на лице вашем следы духа подземного мира, он притаился в ваших кристально-чистых глазах, изгибах губ и в сердце . . .

    ( „ ты такое же чудовище как и мы! ” )

Шестнадцать лет непрекращающегося безумия закончились решёткой тюремной камеры. Это дарило покой. Холодный камень фундамента вносил ясность в мысли, крепкие стены подземелья обещали о п р е д е л ё н н о с т ь. Не определённость судьбы, которую несёт в себе палач, приходящий исполнять приговор, нет. Приговор до сих пор не огласили, осуждённому не давали даже намёка на то, что его ждёт. Казнят ли его публично как государственного преступника или же забудут, оставив гнить в казематах на долгие годы. Всё это не имело никакого значения, Сол прекрасно осознавал свою вину и готов был понести любое наказание, которое определит его король. В этом и был весь смысл. Его король был жив. Сильва так и не сумел завершить главную ошибку своей жизни и мог бы благодарить за это всех богов, вот только бог у него всегда был один. Бог, который никогда не нуждался в благодарности, молитвах или вере. Вершитель судеб и повелитель одной конкретной никчёмной душонки грешника. И главный дар от своего божества ничтожный ублюдок не заслуживал, но всё же получил. Знание о том, что смысл его жизни так и не стал прахом. Возможность ещё раз увидеть его и пасть пред ним на колени. Не клясться, не божиться, не биться в истерике раскаяния. Просто склонить голову, вновь служить до самой смерти. На этот раз своей. Снова оказаться на своём месте. Месте самого верного пса у чужих ног.

Долгие годы та ошибка отравляла существование. Сводила с ума воспоминаниями о прошлой, потерянной навсегда жизни. Терзала воспалённый разум снами о других мирах, где всё пошло по другому пути, где всё было иначе. Растягивала агонию умирающего на почти два десятка лет. И теперь всё прекратилось. Как будто высшие силы смилостивились над ним и позволили наконец умереть. Вот только он всё ещё жив. Жив, чтобы служить своему господину.

Сол Сильва слышит уверенные тяжёлые шаги человека, привыкшего получать от жизни всё, и поднимает голову в ожидании. Сегодня ему снова повезло. Сегодня он снова увидит своего лучшего друга, услышит своего владыку и, возможно, сумеет сделать для него что-то. Не ради того, чтобы выпросить прощения и милосердия. Просто для того, чтобы искупить хотя бы часть вины. Даже если на это уйдут жизни и тысячелетия. Быть может однажды ему повезёт ещё больше и смерть ему подарят именно эти руки. Только о таком и можно мечтать.

— Мой король... Чем могу служить?

Настоящий рай – это потерянный рай

Открываю глаза и пытаюсь прийти в себя. Внутри вся горю, пытаюсь отдышаться. Он снова приходит в мои сны. Снова. Спустя год разлуки и отсутствия всяческого контакта. Это даже забавно. Я ушла от Ходжа, но он от меня никуда не уходил. Почти каждую ночь мне снились его прикосновения, его запах и глаза. Глаза, которые смотрели на меня так, будто я самый драгоценный камень на земле. Как будто я несбыточная мечта.
Резко вскакиваю с кровати, открываю нараспашку окно. Мне нужно прийти в себя. Прошел год. Он уж давно живет своей жизнью, а я все никак не могу заставить себя забыть. Глупо. Очень глупо, Кэтрин. Это был твой выбор, помнишь? Прохладный воздух отрезвляет, хотя сцены минувшего сна до сих пор мелькают в мыслях. Я скучаю. Очень скучаю. Каждый день скучаю. Когда работаю, тренируюсь, встречаюсь с друзьями и даже когда сплю. Это похоже на наваждение, зависимость или... любовь, которую я собственноручно разрушила?

— Я не могу, Ходж, прости, — говорю на выдохе, чувствую, как тело дрожит до кончиков пальцев ног. Принимая решение о расставании, я думала, что таким образом выбираю себя. Отношения на расстоянии не сделали бы нас счастливыми. Я бы не смогла нормально тренироваться, постоянно находясь в поездках, а он... Он никак не может вернуться домой. Словно мантру я повторяю себе без остановки, раз за разом — так будет правильно.
Увидев гримасу боли на любимом лице, я делаю шаг назад. Мои слава больно ударили его, я знаю. А еще знаю, что мне тоже больно. Он сможет понять и, возможно, когда-нибудь простить. Смогу ли я просить себя за то, что сделала? На этот вопрос у меня нет ответа. 

Весь этот год я старалась как можно больше заниматься хоть чем-то. Максимум тренировок, больше работы в баре и даже пару раз вызывалась на волонтерскую работу. Призовые места на соревнованиях и приличная зарплата никак не помогали мне отвлечься от той дыры, что образовалась у меня в сердце, после нашего последнего разговора с Ходжем. Сто раз я хотела набрать его номер, сто раз хотела попросить прощения, но никогда не нажимала зеленую кнопку вызова. Почему? Пусть я и стала намного сильнее за последнее время, но перед Бейкером старшим я была беззащитна.
Мне было слишком трудно тогда отказаться от него. Слишком долго я зализывала раны и, если честно, не была уверена, что снова смогу жить как раньше, если еще хоть раз разрушу то, что мне было дороже всего. Я чертовски скучаю, Ходж.

Лиз и Брайан, как настоящие друзья старались обходить разговоры про старшего Бейкера. Я старалась делать вид, что счастлива. Думаю, мне даже иногда верили. Все, за исключением Тейта, который видел как я уматываюсь на тренировках, как практически помешалась на соревнованиях. Приходя на лед, он с удивлением обнаруживал, что я уже несколько часов занимаюсь самостоятельно и, конечно, понимал, что своей загруженностью я стараюсь отвлечься от беспокойных мыслей. Как-то раз, он завел разговор о Ходже в раздевалке, хотел чтобы я решила этот вопрос для себя, поговорила с ним. Закончилось все ссорой, которую он предпочел к следующей встрече забыть. После этого партнер не нажимал на больную рану, но следил за тем, чтобы я не переусердствовала.

Взяв с прикроватной тумбочки телефон, я снова набираю тот самый номер. Глупо было удалять телефон, который ты знаешь наизусть, правда? Впервые за год мне хочется покончить с этим. Кэтрин Хилл, которая разобралась со всем дерьмом в своей жизни, никак не может поставить точки над «i» со своим бывшим. Кэтрин Хилл, которая пообещала себе бороться, а не прятаться как раньше. Может быть сейчас самое время поговорить? Нерешительно нажимаю на кнопку вызова и жду гудков, не прислоняя телефон к уху. Если он сейчас не возьмет, то значит так надо. Значит просто нужно еще подождать, пока отпустит. Потерпеть. Это я умею. В тот самый момент, когда рука тянется к сбросу звонка, на другой стороне «провода» берут трубку. Голос, который не слышала целую вечность и который желала услышать больше всего на свете.

Ничего не изменилось, Ходж. Мое сердце все также выпрыгивает из груди, едва слышу низкий, обволакивающий как мед, голос. Молчу почти минуту и никак не могу собраться с силами чтобы хоть что-то сказать. «Привет! Как дела?» или «Я скучаю» или, правду «Каждый день без тебя я умираю».  Кажется, мы оба слышим, как бьется мое сердце.

— Нам надо поговорить, — мой голос дрожит, говорю тихо, почти шепчу. Произошло ровно то, чего я так боялась. Я не хочу говорить по телефону. Я хочу видеть его. Хочу рассказать обо всем, о чем думала все эти месяцы и ничего конкретного одновременно. Короткий разговор заканчивается тем, что я получаю смс с адресом квартиры в Риме. Неужели я и вправду это сделаю? Вопросы без остановки лезут в голову, пока я кидаю одну за другой вещь в дорожную сумку. Это чистой воды безумие, но решение принято. Я не могу больше убегать от тебя, Ходж. 

---------------------------------------------------

Все происходит слишком стремительно. Не могу понять, голова кружится от перелета или от эмоций, которые меня переполняют. Такси, самолет, снова такси. Я так волнуюсь, что даже не могу восхититься красотой Рима, смотря в окно. Это безумие и, наверное, я сошла с ума, но разве это важно, если я увижу Ходжа? Я весь год обманывала себя на его счет. Была уверенна, что из-за отношений на расстоянии любовь угаснет, станет обузой для нас обоих, но на самом деле весь год я только что и делала, что убегала от мыслей о нем. Весь год я пыталась задавить свои чувства к нему. Не_вышло.

[float=left][/float]Роскошный дом с отдельным лифтом в пентхаус. Конечно, Бейкер не смог бы жить иначе. Я просто не представляла его в маленькой квартирке, где кухня и гостиная объединена, а гостевой комнаты не существует по определению. Консьерж провожает меня прямо к лифту и, кто бы мог сомневаться, называет меня «мисс Хилл». Поднимаясь наверх, я смотрю на свои руки, которые предательски дрожат. Сжимаю пальцы в кулаки и стараюсь выглядеть уверенно, а не потерянно, как есть на самом деле. Что если он на самом деле начал новую жизнь? Что если он не сможет простить меня? Что если он вообще меня видеть на самом деле не хочет? Я свожу себя с ума ровно минуту, пока двери не разъезжаются и я не вижу перед собой Ходжа.

Дыхание перехватывает, сердце начинает вырываться из груди прямо к нему. Что уж там, все тело тянется к нему, но я стою на месте, словно застывшая. Сейчас, оказавшись настолько рядом с Бейкером, я не могу поверить, что это все реально. Может я снова сплю и вижу очередной сюжет, созданный подсознанием? Но он настоящий. Его взгляд заставляет мгновенно покрыться мое тело сотней тысяч мурашек. Мое тело скучало по нему также, как и разум.

— Привет, — я чувствую, что это правильно. Говорить лично, а не по телефону. Чувствую, что наш разговор может все либо разрушить, либо собрать воедино. Впервые за долгое время, я уверенна в том, что делаю. Делаю шаг навстречу Ходжу, поднимаю голову и тону в его глазах, — Я просто хотела услышать тебя по-настоящему.

Магия не была необходимостью. Блум никогда не хотела быть феей и творить заклинания взмахом руки. Заглядывая в будущее, она видела себя ветеринарным врачом, начавшим с выгула собак одновременно с обучением. Она делала скидки семье и друзьям, легко заходила к соседям, взглянуть на вялый вид их питомца и однажды открыла свою собственную больницу, в которой оставались животные, ждущие хозяев. Она никогда не мечтала спасать сказочные королевства от злых ведьм и колдунов. Даже книжки про это казались глупостью, пока одна из них не распахнула двери, вкинув её в свой мир. Сказка оказалась реальностью, а реальность оказалась довольно дерьмовой. Феи слишком человечны, некоторые из них намного хуже, ведь у них есть то, чего нет у людей. Они любят и ненавидят, помогают и мстят, учатся и учат, а ещё захватывают волшебные миры и убивают, убивают, убивают. Иногда Блум смотрит на них и думает, как людям повезло не иметь магию. Но даже в таких сказках иногда находится что-то хорошее — сказочные принцы всё так же прекрасны и готовы на подвиги, ставящие их жизни под удар.
Скай однажды рассказывает об отце. Говорит не много, но молчит так громко, что всё остальное Блум додумывает сама. А после удивляется тому, насколько была близка. Он говорит, что все в этом мире сломаны. Блум заглядывает в себя и находит каждую трещинку. Пытается склеить, находит друзей, но мир снова оказывается против. Она берёт Ская за руку и учится доверять (пытается научить тому же и его). Рядом с ним становится удивительно спокойно. Он смотрит на неё сначала с интересом, перемешанным с недоверием, потом с обидой и первый раз за долгое время Блум признаёт свою ошибку — он ей открылся, а она обманула. Это чувство выжигает изнутри, но Скай снова помогает — он прощает и начинает доверять, помогая простить себя. Всё, что он говорит, кажется каким-то правильным и она кажется чуть более правильной себе рядом с ним. Они защищают школу, защищают друзей и близких, уничтожают Сожжённых и выигрывают эту битву. Если бы они тогда знали, что она была лишь началом, они бы, возможно, поступили по-другому. Но тогда они радовались победе, а потом вернулись в новый мир.
Блум чувствует вину. Она так хотела узнать о себе, о своём прошлом и семье, и оказалась в этом настоящей эгоисткой. Она освободила Розалинду, став причиной того, что происходит в школе сейчас. Блум закрывает глаза и сглатывает подступающий к горлу ком. Огонь проникает в самое сердце, прожигая в нём ещё одну дыру. Она — причина того, что стало с Фарагондой. Розалинда проходит мимо и улыбается ей одной. Блум сжимает кулаки, закрывает глаза и считает до десяти. Огонь постепенно гаснет и в этот раз она снова не сожгла нового директора — это прогресс. Андреас проходит следом и Блум чувствует, с каким трудом удаётся сдержаться Скаю. Она хочет помочь, хочет взять его за руку и увести от ожившего отца, хочет пойти в тюрьму и освободить Сильву, хочет остановить всё, что начала и позволить своему новому миру жить спокойно. Но остаётся стоять, не отводя взгляда от удаляющейся спины специалиста и сдерживая огонь, выжигающий всё внутри. Если отпустить его, всё станет ещё хуже.
Феи рядом о чём-то говорят, она слабо слышит отголоски разговора, благодарит их за то, что не просят участвовать. Мысли сейчас где-то далеко, в другом крыле, в тюремных комнатах, дома на диване между Майком и Ванессой, которые в шутливой форме спорят о чём-то, что только что видели по телевизору. Она давно уже не хочет быть здесь (никогда не хотела). Но бросить всё и сбежать было бы самым дерьмовым поступком. Тем более после того, что натворила. Повернув за угол, не замечает, как остальные проходят дальше. Сейчас меньше всего хочется быть с кем-то. Доходит до двери и замирает. Подкрадывается внезапное ощущение, что за ней следят — липкое, противное, пробирающее до дрожи. Блум зажигает небольшой огонёк в ладони и резко разворачивается, слабо представляя, что собирается делать. — Скай? — Огонёк падает на пол, сразу же погаснув. Есть свои плюсы в том, что он совершенно не владеет силой — небольшим использованием магии она не сможет никому навредить. — Что ты здесь делаешь? — Смотреть на него странно. Блум ещё помнит их разговоры, внезапный поцелуй и его взгляд, но последние дни стоят в памяти ярче. Их жизни, заключённые в одну школу, немного разошлись и каждый переживает происходящее сам, далеко друг от друга. Маленькая, но ощутимая пропасть появилась между ними ровно в тот момент, когда в его жизнь вернулся Андреас. Блум не за что его винить, она просто скучает.